Местные жители — и те, кто работает на Компанию, и остальные — категорически отрицают, что знают что-нибудь о хрустальных пещерах или о каких-либо иных природных аномалиях. Однако они признают, что тоже иногда испытывают нечто вроде галлюцинаций — когда сильно замерзают, сбившись с пути во время дальних поездок на собачьих упряжках.
Яна взъерошила волосы пальцами, скомкала листы с докладом и сунула их в печку. Как и большинство докладных записок, которые в ходу в Компании, этот рапорт не содержал ничего такого, чего нельзя было бы рассказать в нескольких словах на коротком устном инструктаже. Недовольная тем, что пришлось без толку потратить столько времени на изучение бумажек, Яна смотрела, как огонь пожирает исписанные листы. Оранжевая кошка терлась о ее руку и наблюдала за тем, как сгорает бумага, с не меньшим вниманием, чем сама Яна.
— Похоже, сегодня вечером мне придется отнести тебя обратно к Клодах, кисонька, — сказала Яна кошке. Та только сверкнула круглыми золотистыми глазами. — Ну, вокруг нее вечно вьется такая прорва одинаковых кошек... Так что вряд ли она заметит, что ты пропала.
Как раз в это время раздался негромкий стук в дверь, и Яна спросила, кто это там пришел. Никто не отзывался, и вскоре Яна поняла, что на самом деле за дверью никого нет. Она все же закрыла дверцу печки и пошла проверить, кто бы это мог стучать. А когда выглянула наружу, оказалось, что во дворе действительно никого нет, зато возле самой двери лежит небольшая вязанка дров.
Яна затащила дрова в дом, хотя запросто могла бы и оставить их лежать снаружи. На сухом, морозном воздухе с ними ничего бы не случилось. Но Яна хотела таким образом дать знать тому, кто принес дрова, что она приняла подарок и собирается им воспользоваться. Тем более что она до сих пор точно не знала, каким образом будет добывать здесь продовольствие. А сегодня Яна слишком утомилась, у нее не осталось сил на то, чтобы идти это выяснять. Яна уже отдала Банике ее теплое одеяло, рассчитывая сегодня получить себе новое. Поразмыслив немного, она сообразила, что в тючке с вещами, который носил с собой Чарли Дементьев, могло быть это самое одеяло и прочие положенные ей вещи, нужные для жизни на новом месте. В суматохе так получилось, что тючок с вещами остался у Клодах.
Кошка выжидающе смотрела на нее, и Яна присела на краешек стола, страстно желая, чтобы под рукой оказалось исправное переговорное устройство. Но ничего подобного здесь не было — читать нечего, писать не на чем, поработать тоже не над чем. Яне было абсолютно нечем заняться, оставалось разве что снова напялить на себя теплые одежки и топать по холоду к Клодах. Кошка подняла голову и мяукнула.
— Ну, вот и ладно, как раз отправим тебя обратно домой, животинка, — сказала Яна и погладила кошку по спинке. — А то у меня тут вообще крыша съедет. Одной в четырех стенах — к этому надо еще привыкнуть.
Как будто понимая, о чем говорит женщина, кошка мурлыкнула, спрыгнула со стола и принялась сосредоточенно и увлеченно гоняться за пуговицей от пояска Яниной куртки. Кошка высоко подпрыгнула, вытянув вперед передние лапы, перевернулась в воздухе и приземлилась прямо на куртку. Поиграв с пуговицей, кошка уселась на пол, облизала лапки и снова внимательно посмотрела на Яну, словно чего-то ожидая. Кроме пояска от куртки, в комнате больше не было ничего такого, с чем кошке можно было бы поиграть, покатать по полу.
Наконец Яна достала плетеный ремень от мундира и стала водить пряжкой по полу, чтобы кошка за ней охотилась. Кошка уделила плетеному поясу с пряжкой должное внимание. Вдоволь наигравшись, они обе уснули возле печки — Яна спала, положив голову на стол, а кошка, свернувшись калачиком, пристроилась рядом с ее локтем. А в засыпанной снегом деревушке Килкул, как всегда, царило безмятежное спокойствие, которое не нарушал ни металлический лязг механизмов, ни гудение и писк компьютеров, ни суетливая беготня космонавтов, из-за которой космобазы делались похожими на муравейники.
Сон Яны был неглубоким и беспокойным. В обрывках ее тревожных сновидений присутствовал хирург, который использовал вместо скальпеля рог, растущий у него изо лба; два десятка молодых солдат, которые корчились в судорогах и скребли скрюченными пальцами в крышку люка, пока в камеру просачивался ядовитый газ, а камера почему-то была похожа на хрустальную пещеру; еще Яне приснилась оранжевая кошка, которая схватила в когти малюсенького человечка, и Яна почему-то знала, что этот человечек — Чарли Дементьев.
Нельзя сказать, чтобы перспектива побывать внизу, на планете Сурс, и увидеть своего старика за работой — в качестве геологоразведчика — слишком уж будоражила воображение Диего Метаксоса. За все шестнадцать лет своей жизни Диего ни разу не бывал на планетах и поэтому думал, что жизнь на этом Сурсе окажется такой же унылой и заурядной, как жизнь на борту космических кораблей. Но когда он увидел планету своими глазами, то обрадовался, что решил сюда спуститься. В первый раз увидев собак, он обрадовался еще больше. А уж когда ему позволили поуправлять собачьей упряжкой, Диего совершенно уверился в том, что эта поездка — самое замечательное событие из всех, какие только случались в его жизни.
Начать с того, что сама идея подобной экспедиции сразу показалась Диего странным чудачеством. А попав на отцовский корабль, юноша уже знал, что странностей в его жизни было и будет хоть отбавляй. Во-первых, его мать полюбила одного администратора Компании, который тоже очень хорошо к ней относился, однако не желал делить ее привязанность с кем-то еще. Собственно говоря, мать Диего, ведущий астрофизик Компании, никогда не отличалась особой душевной теплотой. Диего большую часть жизни кочевал вместе с ней с корабля на корабль. И всякий раз мать уходила на очередное задание, а сын просиживал за обучающим компьютером, ожидая, когда она возвратится. В тех местах, куда направляли мать Диего, чаще всего не бывало детей его возраста и очень редко находился кто-нибудь из взрослых, кому хотелось возиться с чьим-то чужим ребенком. Правда, на последних двух-трех станциях Диего сдружился с несколькими совсем молодыми солдатами. Он слушал их разговоры и восхищался тем, как сурово и мужественно держались эти крутые парни в форме. Но все равно мальчик никогда не забывал, что на самом деле он не такой, как они. А если Диего все же случалось об этом позабыть, мать резко и бесцеремонно напоминала, выражая свое недовольство его выбором друзей. И все равно, как только Диего успевал завести знакомство и немного подружиться с кем-то, мать уже переводили на другую станцию. Так и получалось, что мальчику приходилось довольствоваться тем, что было. Потому с раннего детства у Диего развилось богатое воображение и сообразительность, так что на самом деле друзья были ему не так уж и нужны. Его отец и мать были выдающимися, неординарными личностями, людьми вполне самодостаточными, и Диего тоже был таким. Все, что ему было нужно, — это доступ к компьютеру. С компьютером он никогда не скучал и, кроме всего прочего, получал столько новых знаний, сколько ему хотелось. Мальчику хорошо давались языки — с раннего детства он свободно говорил на испанском и на английском, и ему очень нравилось читать старинные английские и испанские книги в оригинале. И если Диего не таскался за кем-нибудь, он сидел в уголке и читал.
Примерно один раз в год Диего бывал у отца и Стива, и это было здорово. Диего искренне любил отца, несмотря на то что отец его был крайне серьезным, безупречно строгим человеком — со всеми, кроме Стива. Со Стивом он мог расслабиться, отбросить в сторону всю свою серьезность и немного посмеяться. У Стива был настоящий талант отыскивать все чудесное и замечательное и делиться открытиями с друзьями. Это он подарил Диего его первую книгу — “Дон Кихота” на испанском — в день рождения, когда Диего исполнилось девять лет.
— Обрати внимание на Санчо Пансу и Дульсинею. Во мне есть понемногу от них обоих, — пошутил Стив, вручая мальчику подарок. И станцевал фламенко.