— Ничего, я не замерзну.
Потом он поторопил всех к выходу, на улицу, к нартам. Собаки уже стояли в упряжи и заливисто лаяли, словно им тоже передалось нетерпение, овладевшее людьми.
Двигаясь ловко и проворно, Шон усадил Яну в сани, закутал ее в меховые покрывала, не обращая внимания на попытки кошки пробраться к ней на колени, и доверил Яне на хранение свою сумку, велев ни в коем случае ее не выронить и не потерять по дороге.
Потом Шон Шонгили набросил на голову капюшон и завязал его под подбородком, а руки сунул в меховые варежки, которые висели на ремешках в рукавах его куртки.
— Давай, гони, Банни! — крикнул он и пронзительно свистнул собакам. Собаки налегли на ремни упряжи и так быстро бросились бежать, что Баника едва успела вытащить тормоз из снега и оттолкнуться ногой, помогая разогнать нарты.
Нарты рванулись и понеслись, подпрыгивая на ухабах. Яна вцепилась в сумку Шона Шонгили, опасаясь, как бы она не соскользнула с укутанных в меховое одеяло коленей. Поездка от поселка к жилищу доктора Шонгили показалась Яне слишком быстрой и тряской, хотя она и знала, что Банни ради ее удобства старается выбирать самую легкую дорогу. Однако поездка обратно в поселок оказалась совсем другого сорта. Шон бежал рядом с Мод, рыжей сукой-вожаком, и все время подгонял ее, заставляя нестись изо всех сил, и направлял нарты по кратчайшему пути, даже в самые крутые овраги — там, где Баника, может быть, предпочла бы выбрать более безопасную дорогу.
Яна вжалась в свое сиденье и изо всех сил старалась не зажмуривать глаза, когда нарты накренялись и казалось, что земля взлетает к небу. Нарты неслись с огромной скоростью, и особенно явственно это ощущалось, когда они с глухим стуком перепрыгивали с одного холмика на другой — во время таких прыжков Яне казалось, что все ее кости то ли крошатся на куски, то ли сплющиваются в комок. Еще приятнее было то, что кошка, которая непонятно как сумела пробраться под меховые покрывала, на самых лихих виражах вонзала Яне в колени чертовски острые когти, стараясь удержаться на месте. Стволы деревьев, которые, как казалось Яне при поездке “туда”, отстояли друг от друга на много десятков метров, теперь проносились мимо одно за другим, словно между ними вообще не было промежутков.
К тому времени, когда они приблизились к поселку, короткий весенний день совсем угас. Сквозь деревья издалека виднелись светящиеся окна домов. Собаки замедлили бег, только когда оказались совсем рядом с домом Клодах. Им пришлось протискиваться сквозь столпотворение прочих собак из чужих упряжек, уже стоявших здесь. Шон схватил свою сумку, поблагодарив Яну мимолетной улыбкой, и побежал в дом. Банни поставила нарты на тормоз и помчалась следом за ним.
Яна хотела было недовольно поворчать оттого, что ее бросили, но тут же принялась уговаривать себя, что причина подобной спешки вполне очевидна и достаточно весома. Она не торопясь выпуталась из груды теплых меховых покрывал и вылезла из саней. Рыжая кошка тоже соскочила с санок и в мгновение ока скрылась из виду. Когда Яна выпрямилась, обнаружилось, что на этот раз она, как ни странно, чувствует себя совсем неплохо — за время поездки ни суставы, ни мышцы не задубели, и ничего не болело. Яна ощупала бутылку с чудодейственным эликсиром Клодах, спрятанную во внутреннем кармане, и задумалась о том, что же входит в его состав. Потом, помявшись немного в нерешительности — стоит ли присоединяться к остальным, — она неспешно направилась к двери дома Клодах. Еще стоя на ступеньках, Яна услышала из-за двери приглушенный гомон множества голосов. Она приоткрыла дверь и проскользнула внутрь. Приятное живое тепло окутало ее, словно мягкое одеяло, но в комнате было такое столпотворение народа, что Яна чуть было не решила выйти обратно на улицу.
За плечами и спинами набившихся в дом Клодах людей Яне совершенно не было видно тех, кто выжил после неудачной экспедиции. Но в одном из углов комнаты явственно наблюдался просвет — вероятно, там и лежали пострадавшие, которых со всех сторон обступили многочисленные друзья и родственники. Время от времени в толпе показывались голова и плечи Клодах, а один раз Яне показалось, что она заметила голову Шона Шонгили. Банни стояла возле печки и аккуратно наливала в две чашки горячий кофе, стараясь ничего не разлить — потому как ее то и дело толкали толпившиеся в маленькой комнате люди.
Яна понадеялась, что одна из чашек предназначается ей, и не ошиблась: наполнив чашки, девочка протолкалась сквозь толпу и протянула чашку Яне. Та с радостью потянулась за напитком — ей не терпелось погреть руки и немного согреться изнутри. Дуя на горячий кофе и осторожно, по чуть-чуть отхлебывая, Яна гадала, использует ли Шон Шонгили лекарские зелья Клодах или здесь есть еще какие-нибудь способы лечения?
— Ну, как они там, ты уже узнавала? Поправятся? — спросила Яна, кивком показав на свободное пространство в углу, где лежали пострадавшие.
Девочка кивнула в ответ. В ее темных глазах светились тревога и беспокойство.
— Наши выздоровеют быстрее, чем ихние. Так что опять к нам будут приставать с допросами и расспросами, разведут всякую подозрительность, начнут устраивать расследования — это точно. Вечно они так!
Яне подумалось, что мысли Баники почему-то приняли какое-то странное направление.
— Но разве это не потому, что ваши люди просто лучше приспособлены к здешним природным условиям? Банни недовольно нахмурилась и мрачно сказала:
— Ну конечно же, это так и есть! И мы все время пытаемся им это втолковать, но они... — девочка со значением сделала ударение на этом “они”, — никак не хотят признать очевидное. Они почему-то уверены, что их люди должны справляться со всем лучше нас — и это при том, что кое-кто из них вообще никогда в жизни не жил снаружи, на земле, а не на кораблях. Но на самом деле настоящая проблема даже не в этом, — сказала Баника с ноткой растерянности в голосе. — Главная беда в том, что они считают, что должны знать совершенно все и обо всем, а этого у них не получается. Даже мы, живя здесь, знаем далеко не все. Зато мы знаем достаточно для того, чтобы прислушиваться к тому, что говорит нам планета, — а они, как видно, вообще ни на что не обращают внимания.
Яна попивала кофе и чувствовала, как горячий напиток разогревает ее заледеневшие внутренности, заставляя кровь быстрее бежать по жилам. Может, лучше было бы и ей бежать рядом с нартами, как это делают все остальные? Она ведь ровным счетом ничего не делала, просто сидела — и все равно сильно устала за эту поездку. А Банни только раскраснелась от бега, и Шон вовсе не выглядел утомленным, когда забирал с колен Яны свою сумку. Он даже не запыхался. Все собравшиеся в доме Клодах явно приготовились терпеливо ждать — что им не раз приходилось делать и раньше. Ждать с превеликим терпением и упорством. А Яне снова захотелось выскочить на улицу — в маленькой тесной комнате, битком набитой незнакомыми, чужими людьми, на нее накатил приступ клаустрофобии. Яна была не в состоянии так же спокойно сидеть и ждать неизвестно чего, как ждали эти люди. Она нетерпеливо переступала с ноги на ногу, раздумывая, как бы так отсюда уйти, чтобы это никого не обидело. И не то чтобы это было такой уж большой проблемой — Яне казалось, что никто из собравшихся здесь даже не заметит, что в комнате стало на одного человека меньше. А если и заметят, то только потому, что станет чуточку просторнее — что в создавшихся обстоятельствах не так и неприятно. Более насущным был вопрос, сможет ли она это сделать — иначе говоря, хватит ли у нее сил на то, чтобы протолкаться к выходу сквозь такую плотную толпу? И потом — если или когда ей удастся это сделать, что она будет делать дальше — одна в своем одиноком, холодном доме? После получаса, проведенного в обществе Шона Шонгили, Яна особенно остро ощущала все неприятные стороны одиночества. Рядом с Шоном Шонгили она почувствовала себя необычайно оживленной и возбужденной — такое случилось с ней в первый раз после смерти Бри.