Майорша
Драма
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНІЕ I
Авдотья Ивановна
Авдотья Ивановна [съ черепушкой въ рукахъ, изъ которой бросаетъ за окно кормъ]. Цыпъ-цыпъ-цыпъ!.. Ш-шу, Проклятая! Аксютка, отгони Камагорку-то! хорошенько ее, хорошенько!.. Всѣхъ цыплятъ распугала, хохлатая… У-у ты!.. Цыпинька — цыпъ-цыпъ! Клюйте, батюшки, клюйте… Опять! [Схватываетъ палочку и машетъ ею въ окно]. Ш-шши! пропасти на тебя нѣтъ, шши!.. Ну, И курица! [Выбрасываетъ изъ черепка остатки корма]. Гляди же, Аксютка, чтобъ куры не забижали, да пересчитай цыплятъ-то. Коршунъ, смотри, не унесъ бы, не зѣвай, дѣвка, по намеднишнему! [Отходитъ отъ окна]. Изъ-подъ носа цыпленка уволокъ.
ЯВЛЕНІЕ II
Авдотья Ивановна и Карягина
Карягина. Маменька, какъ же Феня-то наша?
Авдотья Ивановна. А что?
Карягина. Да какъ же… Прежде, бывало, изъ шалости къ маіору бѣгала, а теперь вотъ ужъ третьи сутки живетъ у него. Развѣ такъ можно? Слышно, хозяйничать остается.
Авдотья Ивановна. Пускай себѣ.
Карягина. Прилично ли дѣвушкѣ ко вдовому въ домъ? Губитъ она себя.
Авдотья Ивановна. Ишь вѣдь что! Себя береги лучше, Паша. Ой, гляди въ оба, мать моя, въ оба гляди! Какъ бы Федосья Игнатьевна тебѣ поперекъ горла не стала!
Карягина. И что Андрей Филатычъ скажетъ, какъ вернется, а ея нѣтъ?
Авдотья Ивановна. Вотъ что! Да я ему въ безстыжіе глаза за нее плюну, посмѣй что сказать! О женѣ думай, жену жалѣй…
Карягина. Развѣ-жъ онъ меня не любитъ, маменька? Богъ съ вами! Онъ и ласковъ со мною, и не таитъ отъ меня ничего…
Авдотья Ивановна. Разсказывай!
Карягина. И не за что ему обижать меня… Никто его больше моего любить не будетъ. Нельзя больше… Какъ уѣзжалъ онъ на прошлой недѣлѣ, обнялъ меня и говоритъ: «Ну, Паша, деньковъ на десять я изъ дому, по помѣщикамъ хлѣбъ буду скупать. Не скучай и чтобы у васъ безъ меня ладно да мирно было. Съ Феней не вздорьте»…
Авдотья Ивановна. Вотъ это пуще всего!
Карягина. «Помни: сирота она, а сироту грѣхъ обижать»…
Авдотья Ивановна. Безъ него забыли!
Карягина. «Пустяковъ въ голову не забирай. Я тебя, люба моя, ни на кого не промѣняю». И поцѣловалъ онъ меня, въ губы и глаза поцѣловалъ. И еще говорилъ, маменька, такъ хорошо! Когда ласковъ, что у него за голосъ! и взглядъ какой ясный да хорошій тогда! Потомъ снялъ картузъ, перекрестился, кудрями встряхнулъ… Волосы у него, что шелкъ, золотомъ отливаютъ. Пошелъ. Статный да сильный… Любо глядѣть, какъ ходитъ онъ, маменька. Я его шаги издали признаю. Вороной у сарая его дожидался. И конь къ хозяину подобранъ — картина! По шеѣ его потрепалъ, сѣлъ въ телѣжку, кивнулъ мнѣ, ударилъ возжей и покатилъ, — только пыль взвилась.
Авдотья Ивановна. Покатилъ, на недалече отъѣхалъ. За амбаромъ ракиту на плотинѣ знаешь? Отсюда ея не видать.
Карягина. Ну?
Авдотья Ивановна. Подъ ракитой другое у Андрея Филатыча прощанье-то было.
Карягина. Что вы, маменька… Богъ съ вами! Ну, зачѣмъ!..
Авдотья Ивановна. Правду зачѣмъ говорить? А хоть-бы затѣмъ, мать моя, чтобъ ты не въ конецъ одурѣла. Подъ ракитою Фенька его дожидалась, да. Ту-то онъ вотъ какъ обнялъ… отъ земли приподнялъ, съ-лету!
Карягина. Перестаньте маменька…
Авдотья Ивановна. Какъ завидѣлъ ее, изъ телѣжки, словно ошпаренный, выскочилъ; а она вскинула руки-то, да какъ обовьетъ, какъ вопьется!
Карягина. Маменька, полно же вамъ… [Плачетъ]. Вѣдь мука!
Авдотья Ивановна. Ага, вотъ-те и не промѣнялъ ни на кого! Лукавилъ онъ, Паша, глаза тебѣ отводилъ, какъ прощался, да цѣловалъ-то въ нихъ.
Карягина [рыдаетъ]. За что же такъ? Зачѣмъ?.. Лучше-бъ не то, что ласкать, а ругалъ, да билъ бы меня… Такъ бы и знать, что постыла я стала… Ну, горе, такъ горе, съ нимъ и вѣкъ коротать, одно-бы… А такъ-то надвое… хуже такъ, маменька, тяжко!
Авдотья Ивановна. Перестань, Прасковья, не плачь. Береги слезы-то. Плачь, когда нужно, въ цѣну слезы ставь, не-то больно дешевы станутъ. Слеза во-время — сила, а безъ времени — докука, мать моя. Особенно при мужѣ этого не забудь. Тебѣ бы все спроста: на, молъ, какова есть — вся тутъ. Въ дурахъ и свѣкуешь.