— Но судя по материалам допроса, большой ценности они не представляли. Кроме общих фраз и даты начала войны ничего не знали. Какие-то спившиеся бродяги. Жалеть о них нечего. А вот этот нам может пригодиться, знает он много и сам идет на контакт.
— Ограничь число посвященных, только не надо сразу расстреливать, они нам еще могут понадобиться для работы с ним. — Сказал Сталин, прошелся по комнате, вернулся к столу, бросил погасшую трубку на стол и добавил. — Держать его будешь в Кремле. Найдешь толкового оперативника из "старых", если не всех уже перестрелял, допросы вести без битья и прочих фокусов, но серьезно. Все сказанное записывать и мне, никаких копий не делать.
— Военные понадобятся, — добавил Берия.
— Подключишь Шапошникова. Климу и его ишакам ни слова. Завтра привезешь объект ко мне, ночью. Все. Можешь идти.
Берия поднялся и вышел, прихватив папку. Сталин сел за стол и достал из ящика книгу. Внимательно посмотрел на незнакомый танк с длинноствольной пушкой на обложке, прочитал название "Горячий снег". Открыл книгу и нашел год издания — 1982. Все было правдой.
5 мая 2007 года Москва
Легкий ветерок гнал всякую бумажную мелочь вдоль кромки взлетного поля, перекатывал пустые пластиковые стаканчики, развевал полосатую ограничительную ленту, оставшуюся с зимы. Раскачивал наливающиеся шальным весенним соком ветви кустов, заставляя крохотные зеленые листки весело трепетать от ощущения начавшейся жизни.
Было еще довольно прохладно, хотя яркое весеннее солнце старалось во всю, пытаясь оправдаться за пасмурный и слякотный апрель. Андрей окинул взглядом взлетку и близлежащие ангары, но никого из хороших знакомых, с кем можно зацепиться языками и убить время, в пределах прямой видимости не наблюдалось. Андрей повернулся и пошел в сторону Борькина офиса. Давыдыч как всегда чудит, назначил полет на десять, а самого до сих пор нет. Наверняка "священная корова бизнеса" опять потребовала личного присутствия.
В крохотной комнатушке, в которой во "времена оны" была курилка, а сейчас стоял стол с компьютером и несколько стульев для посетителей, Андрей по привычке чмокнул в щечку Мариночку — Борькину секретаршу. Была Марина красива и длиннонога, обладала чарующим голоском, да сводящей с ума походкой, действующей на клиентов, как красная тряпка на быка. Вот только на этом еe достоинства и заканчивались. К делопроизводству еe не допускали, а держали для представительских целей. Новенький компьютер использовался ею только для раскладывания пасьянсов, да "щебетания" по аське, о существовании которой просветил еe сам Андрей года с полтора назад.
Марина соизволила мило улыбнуться, попеняла, что "вот опять в щечку, словно у нее губ нет". И тут же забыла о нем, увлеченно изучая очередной красочный буклет о достоинствах новейшей чудо-косметики.
Андрей прошмыгнул в кабинет, уселся на диван и, достав из-за пазухи книгу, углубился в чтение. Читать он любил, хотя в последнее время в основном перечитывал уже изрядно подзабытые книги, читанные еще в далеком детстве. Вот и сегодня он прихватил с полки ближайший том, как оказалось "Горячий снег" Бондарева.
Заскрипели полы, и в кабинет вплыло немалое тело хозяина, своими повадками напоминавшее изрядно уменьшенного в размерах медведя. Хотя Андрей прекрасно знал, что впечатление это обманчиво, когда этого требовала необходимость — был Борис стремителен и точен как кобра. Прошлепав мимо Андрея, Борька плюхнулся в кресло.
— Опять к моей секретарше приставал, Дон Жуан. — Пробурчал он, продолжая давно начатую игру. — Вот смотрите, доведете меня до жуткого приступа ревности — застрелю обоих!
При этом, если видела данный спектакль Марина, то он старался гневно вращать глазами, надувать губы и щеки, старательно пародируя руководителя их школьного кружка самодеятельности. Попали они с Борисом в оный кружок в свое время, но довольно быстро были отчислены "за отсутствие актерских данных". Было это так давно, что если бы не Борькино ерничанье, то Андрей давно бы забыл эту часть своей жизни.
Впрочем, друзьями они тогда не были. Уж больно велика была социальная пропасть между отпрыском преуспевающего профессора и сыном инженера с машиностроительного завода. Да и характер Бориса в то время не располагал к приятельским, а тем более дружеским отношениям. Происходил Борис из старинной еврейской семьи, мог рассказать про всех своих предков, начиная с самого Адама. Был уверен, что он особенный. И не только из-за хорошей учебы — отличников в классе хватало. А именно из-за национального происхождения. Вбила эту дурь в его башку родная бабушка, искренне убежденная в своем национальном превосходстве. Что только с ним не делали одноклассники — убеждали, высмеивали, били после уроков. Ничего не помогало!