Вы не поверите, но мысль о собственном безумии внезапно показалась мне куда отраднее свидетельства, что происходящее и впрямь реально.
— Кто он? — спросил я с тоской, когда дерзкий отрок сгинул в ночи, прихватив с собой порожнюю тару и не забыв дернуть напоследок за хвост другую (черную) змею.
— Ефремушка-то? — Старик усмехнулся. — Нехорошев?.. Смышленый малец.
— Да вижу… А вот когда он на них шипел… Это он как: дразнился или тоже по-змеиному разумеет?
— Балакаеть вовсю. И по-гадючьи, и по-ужачьи… Я ж говорю: смышлен. Уродился вот только не вовремя.
— А как вы с ним встретились? Клад, небось, искал пацан?
— Искал… И нашел.
— А-а… — Я покивал. — Поня-атно… Неужто и в икону стрелял?
— Да то! Уперся вроде тебя: не буду стрелить — и все…
— И как же вы столковались?
— Как обычно, — нехотя отозвался старик. — Бог, говорю, с тобой, бери сколь унесешь… Взял. А не уходит. Давай, говорит, так: матря коровенок купит, я молоко змеюкам носить буду, а ты меня колдовству учи… Вот учу.
Настырный, видать, малец.
А мне, стало быть, податься некуда и с чем-то надо прощаться: либо с верой в себя, либо с неверием в чудеса, коим я так гордился.
— Вам-то попроще было, — сдавленно заметил я. — Лизнул — и готово дело.
— Ну тута ишшо как посмотреть, — нахмурился старик. — Камушек — он ить только способность даеть…
— То есть без учебы все равно не обойтись?
— Дык… Умаисси, поколе сладишь…
Глава 4. Девичьи козни
— Голон-голон-голынгач! — старательно выговорил Стенька и с опаской ступил на то ли плавающую, то ли парящую над водой кошму. Будто на лед ступил. Войлок скользнул по гладкой волне, едва из-под ног не выскочил. Стенька взмахнул руками и пал на четвереньки, а то быть бы ему купанным с маковкой.
И все на глазах у Насти.
— Колдун… — не преминула уязвить она. — Ох колдун! А ловок-то, ловок… Так и будешь окорачь стоять?
Не решаясь воздвигнуться во весь рост, Стенька подвернул под себя колено и кое-как сел на кошме. Слетевшая с буйной, но незадачливой головы черная шапка плавала неподалеку на мелководье.
— Тобе свои ж разбойнички засмеють! Шапку давай лови! А то в Астрахань уплыветь…
Ишь, раскомандовалась!
— Ага, уплыветь… — буркнул он. — Не стрежень, чать!
— Зря шуткуешь, — недобро предостерегла Настя. — Ежели кто шапку твою таперича из воды подымет, под ней и окажешься…
— Под кем?
— Под шапкой!
— Правда, что ль? — всполошился Стенька.
— Ты ж казак, — напомнила она. — Где шапка, там и ты.
— А тот, кто подыметь?
— Со страху помреть. Лови давай!
Огляделся растерянно.
— А как погонять-то?
— Кого?
— Кошму!
— Скажи: «Ой да…»
— Ой да! — сказал он и поплыл не в ту сторону.
— Ну куды, куды? — заголосила с берега бывшая коркодилова невеста. — Куды смотришь? На шапку смотри!
Вона как… Махинация, однако… Уставился куда велено — и кошма послушно двинулась прямиком к шапке. Выудил, отжал, водрузил набекрень. Довольный собою, возлег, оперся на локоть, другою рукой подбоченился — хоть парсуну с него малюй — иначе сказать, портрет. (Потом, кстати, взаправду намалевали, только взамен кошмы струг изобразили с гребцами — решили, видать, что так поважнее будет.)
— Все! Шабаш! — решил гордый Стенька. — Мне ишшо седни на разбой иттить… Голон-голон-голынгач!
Кошма вмиг утратила плавучесть — и оказался он по кадык в студеной волжской воде.
На разбой в этот раз шли всей шайкой. А ночка выпала тихая, шибко перекликаться опасались — больше пересвистывались. Перелезли тын, подступили к крыльцу, подивились богатым хоромам (огня вздувать не стали — месяца с неба хватало).
Да уж, отгрохал купец зданию: чисто вавилон — верхний двуетаж и подпол внизу.
А дело-то было вот какое: закопал купчина в подполе клад, но клад тот нипочем не возьмешь, потому как закопан с приговором: «Чьи руки зароют, те руки и отроют». А сноха подслушала. И надо ж такому приключиться: купец-то на третий день возьми да помри! И что удумала баба: стащила тестя в подпол и мертвыми его руками клад разрыла. Тут же и перепрятала, только вот заговорить, дура, не догадалась. А уж как об этом обо всем проведал атаман Ураков — неведомо.
Ну так чародей — с него станется.
— Кажи, Стенька, сметку свою, — с насмешкой велел Ураков. — Хвастал, что замки собьешь, — сбивай…
Молодой разбойничек взошел на крыльцо (а сапожки-то со скрипом, будто не на разбой, а на гулянку собрался), заносчиво оглядел товарищей — и щелкнул звонким ногтем по окованному железом пробóю. Пождал-пождал, так ничего и не выждал. Растопырил обе пятерни, оглядел недоверчиво.