Света Ибис. Она одна не только не испугалась, разглядев "Хакенкройц" у меня на лбу, но напротив, пришла от этого в дикий восторг. Она пробудила в моем сердце террористические замыслы, дремавшие два года после никем не замеченного флага над магазином "Гусляр". Эта наша с Викторией из торгового техникума провокация, несмотря на ее наглость, не привлекла к себе внимания ни обывателей, ни органов, никого не возмутила, не напугала, не привела в бешенство. Я уже начал свыкаться с мыслью, что меня либо не замечают, либо делают вид, что не замечают. А фанкоделик они заметили, а подрывную суть некоторых фильмов, а дьявольскую магию отдельных клумб и аллей? Они замечают разную хуйню и только ее - например, карлика с головой рыбы-цихлозомы, рычащего о каких-то конях, канатах и гусях, сутулых актрис с бородавками-кактусами, играющих мышей и уродин. Макрокефал в салатных рейтузах, которого приводила Нэнси, во всей рок-музыке замечает только такое говно, как "Чикаго" и "Сапрана"...
А тут еще этот День Победы - кабаки переполнены, в них воняет духами от баб, глупые музыканты с рыбьими подбородками исполняют патриотические вещи на заказ, объявляя при этом: "Просьба во время песни н е танцевать". Игорь-Плакальщик, в прошлом басист из ресторана "Ноздрики", недаром пожаловался мне как-то раз: "Каково мне было, братушка, из вечера в вечер "превращаться в белых журавлей"?"
Кабак был перед нами - шикарный "Интур", кишащий чекистами и микрофонами. Вон окно того номера, где захлебнулась негритянской спермой какая-то студентка. Кажется, привидение такого сорта бродит по коридорам каждого советского отэля. Инфернальное мреянье бегало за тяжелыми шторами второго этажа, где прочно воцарился клавишник Котляр и регулярно бывает одна чувиха, которую Нападающий якобы лапал в купэ. Искрился цветомузыкой и первый этаж, где Валентина из харькова показала однажды задницу под чарльстон ирода из "Джизус-Крайста". "Мальчики, посмотрите на мой сексуальный попец!" - были ее слова.
Швейцар послал нас на хуй и показал нам свой попец. Мы закурили на просторной террасе "Интура", как будто опоздавшие на свой катер колхозники. Декоративные елочки, под которыми не так давно пытался отосраться на пари фарцовщик Пальма, но был схвачен, равнодушно наблюдали и наше унижение. Те боги, во чьем ведении дверь в Геену, наделяют Любовь кладбищенским кипарисом, и свадебный мирт от них получает именно Смерть. Либо мы должны были смириться с их нежеланьем нам помочь, либо - Азизян, Нападающий и я сами должны были присвоить себе функции этих богов.
Мы выматюкались и решили ломануться в другую точку - "Хмель", кабак олдовых блядей и командировочных питуриков, там, где лабал Насильник. Под вывеской толпились азиатские типы, и несколько фальшивых блондинок; мы даже не смогли протиснуться к дверям. Было слышно, как внутри Насильник поет "Враги сожгли родную хату".
Впервые за вечер Азизян стал выказывать признаки нетерпения. Отступив от нас на два шага, он забормотал себе под нос заклинания, словно хотел превратить сброд из-под кабака в лемуров. "Вечно, блядь, вечно...ебал я в рот ваши праздники", - только и можно было разобрать. Нападающего тоже уже явно влекли домой бутылки и салаты. Я не нервничал, но давно созрел для Джо Долана и выпивки в спокойной атмосфэре. С этого вообще и надо было начинать. Ведь 9-е мая праздник не одних фронтовиков, древние римляне справляли в этот день Лемурии, воздавая почести живым мертвецам - лемурам, кстати. Везде кругом бухают сыны полка, и все соски сегодня вечером пребывают в их компаниях. Что нам до них?
Постепенно истерика Азизяна пошла на убыль, он снова приблизился к нам. Пока мы курили за кустами у вкопанного в землю фонаря, лабухи кончили играть, и на крыльце "Хмеля" появился Насильник. В очках, белой рубашке и с бородкой - он был похож на инакомыслящего. При виде Насильника настала очередь Нападающего. "Уйдем отсюда, бо он сейчас нас заметит", - теперь задергался этот головастик. Не было сил возражать: уйдем так уйдем. "Бо!" удивительное свойство украинской интеллигенции в момент волнения употреблять ужасные идиомы: "насыпать" супа, "позычать" денег обгоняет мой ум на миллион световых лет.
Мы отправились к заведению, возле которого, как правило, завершались все наши бесплодные прогулки - к ресторану "Русь". Всам кабак, как таковой, нас снова не пустили, тогда мы попробовали пробраться в бар. Туда как раз запускали тех, кто подтянулся раньше нас. Дверь снова захлопнулась у нас перед носом. Только и успел я разлить, что музыку. "Бэль Эпок" шпарили "Бама-ламу". В посещаемом арабами и неграми "березовом баре" не играли в День Победы песен о войне.
"Так, хлопцы, шо вам здесь надо?" - непонятно откуда выросли два этих типа. Место было не очень освещенное, но я сумел их рассмотреть. Один был коренастый, с длинными руками и на коротких ножках, - кажется, он носил каблучки, - с вытянутым носом и ртом до ушей. Второй торчал за его сутулой спиною - длинный, носатый и лысый спереди, он выговаривал "эль" вместо "р". Голос первого звучал молодо и совестливо, как у артиста Леонида Быкова. Вот и дождались - два пьяных украинских лемура приебались к нам, вместо барышень. Вероятно они были "какие-нибудь менты", или вообще говно дружинники.
"А шо такое?" - раздраженно ответил вопросом на вопрос озлобленный без любви Азизян.
- Шо "шо такое"?! Сяс ты увидишь "шо такое"! - маленький Леонид Быков определенно силился обратить свое хуевое настроение в гнев и ненависть.
- Ты шо, с натули, блатной? - глухо подал голос длинный, точно глиста, его напарник.
Я недолго соображал, как избавиться от этих гадов, вдобавок они мне напомнили двух паршивых гебистов с выставки "Жилище в США". Они тогда не дали мне дослушать диск Тины Тернер, анаморфозные деревья-дяденьки, уродливые насаждения общественных туалетов, хуесосы... Конечно, я бы их не пощадил, но не в такой ситуации, поэтому я пизданул первое, что пришло мне на ум.
- Мой дедушка генерал КГБ, - произнес я как бы без комментариев.
- Да-да, кстати, - тотчас подтвердил мои слова Азизян. В такие минуты его голос мог звучать необычайно старообразно, как будто с вами разговаривал военспец из бывших.
Лемуры, кажется, начали бздеть, но желание повыебываться все еще преобладало над остатками колхозного здравоо смысла в их пьяных головах.
"Тока ото не надо пликливаться ледителями, мальчик", - зловеще процедил долговязый. Но жалкий Быков-Перепелица уже заткнулся. Перед нами стояли явно какие-то шестерки. Их следовало добить, хотя бы морально. Почти совсем отвернувшись от них я обратился к моим товарищам: "Вы слышали какого рода предложение пытались сделать нам эти дяди? Все слышали? Очень хорошо. А сейчас мы сперва позвоним нашим родителям, а потом пойдем в милицию и напишем заявление, как эти пьяные питурики предлагали нам дать им в рот в День Победы, как угрожали нам физической расправой и прочее. Если вы и впрямь имеете отношение к органам, - здесь я снова к лемурам повернулся, вы тем более должныусвоить раз и навсегда, что вы пока что служите в Советском Союзе, а не в Америке, чтобы, залив сливу, подпрашивать у малолеток прямо под рестораном, у нас за такие дела больно наказывают", - я закончил свой монолог умышленно громко, на случай появления новых свидетелей.
Лемуры проворчали что-то корявое и невнятное, как это всегда делают обосранные люди, и, завернув за угол, канули бесследно.