Из кухни вышла Екатерина Ивановна, жена летчика. Невысокая полноватая женщина. Рядом с ней величественно вышагивал пушистый рыжий кот и широкогрудая овчарка с черным ремнем на спине. Овчарка дала себя погладить Олегу Белову, а кот, выгибая спину, старательно терся о ноги летчиков, выписывая восьмерки.
Нецветаев посмотрел в окно на Обь.
— Ах, туманы, мои, растуманы! — сказал он со вздохом. — Как говорили у нас на фронте: «Прикол». Есть повод выпить по рюмочке перед пельменями. Аэродром закроют как пить дать!
— А часто у вас туманы? — спросил Олег. Кузьмичев не успел еще познакомить его со всеми капризами погоды.
— Туманов и комаров у нас хватает. Одно скажу: Ямал есть Ямал! — Нецветаев снял темные очки и принялся старательно протирать стекла носовым платком.
Олег увидел глаза летчика. С красными, обожженными веками они пугали своей строгостью и усталостью.
— Слышал я, вы не представлялись Ивану Тихоновичу, — пальцами застучал по столу. — Так скажу: зря. Начальника нашего надо знать, другого такого не найти. Простой человек, заботливый, как отец. Мы к нему обращаемся со всякой бедой запросто. Приходит на помощь. Фронтовик он и многое понимает. Воевал, летал на истребителе. Не подумали, выходит, себя и обидели. С хорошим человеком надо спешить познакомиться. Мы с Екатериной Ивановной так считаем.
— Я слышал, вы здесь старожилы?
— Да, но летать здесь трудно, скрывать от вас не буду. Трусы у нас не приживаются, так и скажу.
— Я не трус. А с начальником управления еще успею встретиться. Так что для обиды нет пока причины.
— Нам с Екатериной Ивановной всегда интересно знакомиться с новыми летчиками, хочется знать, какая идет смена. Ведь мне уже скоро уходить на пенсию… Возраст не обманешь. У начальника кадров свой подход, а у нас свой, разговор и ласка!
— На смену можете посмотреть… Обыкновенный…. Обыкновенные мы. — Он рукой пригладил волосы на затылке, где всегда торчал хохолок. Остановил взгляд на Томасе Кузьмичеве, словно призывал его в свидетели. — Мы обыкновенные!
— Хорошо, что обыкновенные, — сказал Нецветаев тихо. — Только вот у некоторых «обыкновенных» сейчас вошло в моду сбрасывать стариков со счетов. И слово кто-то придумал: «предки». Вот мы с Екатериной Ивановной стали предками. Я так понимаю: мы вроде мастодонтов или мамонтов. Забывать вы стали стариков, а это плохо. Наше поколение вынесло на своих плечах войну. Я, к примеру, воевал, а Екатерина Ивановна стояла у станка. Она токарь шестого разряда. А встала к станку с четырнадцати лет. У нас не используют детский труд, в Конституции записано! Но во время войны все помогали фронту. Дети, женщины. Спустя почти три десятилетия это смотрится острее. Ты прости меня, Олег, за нотацию, но хочется каждого из вас видеть в больших делах, испытать на крепость!
— А я не обиделся, — и Олег Белов с особым чувством чокнулся с фронтовиком. Покраснел. Понял, что своим необдуманным поступком обидел не только Очередько и Нецветаева, но и так дорогую память погибшего воина-отца.
Олегу захотелось все это высказать Нецветаеву, но он не посмел. Только посетовал на судьбу, что не удалось ему по примеру отца стать летчиком-истребителем. Но он пока смирился с этим и начал даже любить свою винтокрылую машину!
— Хлопцы, Север есть Север! — задумчиво сказал командир звена и погладил овчарку. Она сидела перед ним, настороженно поводя острыми ушами. Нецветаев замолчал, погрузившись в воспоминания, как будто все облетанные маршруты по Ямалу прокручивались перед ним на киноленте, и он не представлял, о чем лучше рассказать, какой эпизод выбрать. Вспоминался далекий вылет в стойбище к оленеводам, потом залет к рыбакам в Обской губе, когда догнал снежный заряд, и «Аннушка» обледенела. Летал над тундрой, болотами и озерами. Над Карским морем, нижнюю плоскость забрызгивали холодные волны, и синеватые льдины сжевывали одна другую, как огромные челюсти.
— Север есть Север! — Нецветаев потер ладонь о ладонь. — Начал я здесь летать пятнадцать лет назад. В отряде несколько машин и гидросамолетов. Все перевозил!
— Григорий, расскажи о своих крестниках, — попросила Екатерина Ивановна.
— Я считаю крестниками всех мальчишек и девчонок, кому пришлось родиться у меня на борту. Знаю, за десяток перевалило. Мальчишек больше! — лицо Нецветаева вдруг стало грустным, в глазах пропал блеск. — Но, пора и совесть знать, Иван Тихонович разрешил мне долетать этот год…
— А потом куда? — запальчиво спросил Томас Кузьмичев, подавшись вперед. Сжал кулаки, словно готовился вступить в бой за своего командира звена. — А потом куда?