Дальше уже поехало, понеслось в стремительном темпе, все убыстряясь, как это бывает, когда летишь на санках с крутой горки. Стоит только решиться. Решиться — и оттолкнуться.
— Понимать, как предложение руки и… что там у тебя вместо сердца? — спросила Марина.
— Обыкновенный двигатель. Так как же — формула принимается?
— Я буду тебя любить, а ты за меня думать, так? — допытывалась Марина.
— Такое понимание семейных отношений меня вполне устраивает.
— Ого, семейных, — выдавил из себя заметно помрачневший Женька.
— Что ж, все мы, и биологи и балерины, только об этом и мечтаем. — Марина усмехнулась. — Ты неотразим. Устоять невозможно.
— И луна еще не взошла, — сказал Женька.
— Еще нет. А что ты об этом думаешь, Евгений Корнеев? — чуть дрогнувшим голосом спросила Марина.
— Ничего. Ровным счетом ничего, — Женька злился все больше и больше.
— Хорошо, — сказала Марина, повернувшись к Павлу. — Обещаю подумать. В свободное от работы время.
— А вот этого вам как раз и не полагается! — усмехнулся Алексей Алексеевич.
Улыбаясь, он слушал этот разговор и сразу понял — это давнишняя история. Старая, но вечно новая, как сказал поэт.
Но дело зашло, кажется, слишком далеко, если судить по лицу Евгения Корнеева, и Алексей Алексеевич поспешил добавить:
— Что же касается прекрасных ученых (разумеется, в равной мере это относится к вам обоим), то у меня предложение…
Павел слегка подался вперед, но Корнееву, видно, трудно было сразу переключиться. Он по-прежнему изо всех сил старался сохранить невозмутимый вид…
— Предложение… — снова повторил Алексей Алексеевич, смотря на Корнеева. Ему все больше начинал нравиться этот несколько бесшабашный и неожиданный молодой человек. Интересно, кто из них играл первую скрипку?
— Во-первых, не заниматься внеплановыми работами — у нашего института достаточно напряженная программа. А во-вторых… Видите ли, ваше исследование интересно, спору нет, но я далеко не уверен в исходных данных. У меня были другие данные, да и фронт явлений значительно шире, и я пришел, как вы знаете, к другим результатам. А это, как известно, существенно для теории в целом. Увы, факты пока на стороне принятой теории.
— Наша работа может быть существенна для теории в целом? — спросил Женька.
Вот когда он справился с собой. Скорее всего, он и играл первую скрипку. Да, пожалуй, так.
— Не исключено, что для теории в целом, — ответил Алексей Алексеевич. — Хотя вас заинтересовал частный случай. Словом, надо еще потрудиться. Переплыть океан. Всего лишь…
— Я так и полагал, — задумчиво произнес Женька. — Вернее, однажды мне это пришло в голову…
Марина не слушала. Она ничего не понимала в этом. Она смотрела на танцующих и, наверно, не видела их — думала о своем. У нее всегда была эта особенность — вдруг уходить в себя. Отдаляться. В такие минуты она даже не понимала, что ей говорили.
— Согласитесь, друзья мои, что пока нет оснований пересматривать теорию, — продолжал Алексей Алексеевич.
— Пока нет, — сказал Женька.
— Благодарю вас, — Алексей Алексеевич снова наполнил бокалы. — Но в вашей работе тем не менее есть все, что нужно для серьезного исследования. Вот за это и выпьем. За диплом исследователя. Могу прибавить — с отличием!
— Выходит, наша тетрадочка — экзерсис для первых учеников? Упражнение в четыре руки? — осведомился Павел.
— В известном смысле… Я предлагаю вам другую тему. Плановую. Крайне важную. Возьмитесь — и притом совершенно самостоятельно. — Алексей Алексеевич помедлил. — Со временем этой темой будет заниматься целая лаборатория. А вы начнете. На первых порах подберите двух-трех сотрудников…
Он сказал это обычным тоном, как о пустяке, но предложение было ошеломляющим. Минуя годы черновой работы для других — самостоятельная тема! Крайне важная. Рывок в будущее. И в перспективе — лаборатория!
И у Павла, и у Женьки был, вероятно, забавный вид, потому что Марина, неожиданно повернувшись к ним, рассмеялась:
— Что вы такое сказали, Алексей Алексеевич?
Только сейчас она обратила внимание на Павла и Женьку — вернулась оттуда.
— Мы подумаем, — сказал Павел, одним духом осушив свой бокал. — Подумаем.
Заиграл джаз, и к Марине подошел парень в красном свитере.
— Разрешите? — обратился он к Павлу.
— Разрешаю, — сказал Павел. — Разрешаю, черт побери!
— Пошли, — лаконично бросил парень Марине.
— Я не разрешаю, — медленно и внятно проговорил Женька, — я ангажировал мадемуазель на мазурку.