Торговец расхохотался. Сион нахмурился.
— Сны, конечно, странная вещь, — сказал фермер, ранее уже вспоминавший о вещих снах. — Этот совсем непонятный. Никогда не слыхал, чтобы человек во сне сражался с демонами. А вот видение о Пендрагоне, как раз понятно. Будет битва. Саксам достанется.
— А-а! Ерунда! — воскликнул торговец. — Но послушать забавно. Только не дело мужчины прислушиваться ко всяким сказкам. Я когда-то знавал одного старого дурака, который...
Сион резко встал.
— Пойду-ка я, помолюсь, пожалуй.
— И то правда, — кивнул один из фермеров. — Надо свечку поставить и попросить монахов отслужить мессу. Может еще и удастся остановить все это…
— Что остановить?» — не понял первый фермер. Второй пожал плечами.
— Я с тобой, — сказал я Сиону.
Он внимательно посмотрел мне в глаза и удовлетворенно кивнул. Остальные с тревогой качали головами. Один перекрестился. Когда мы уходили, фермеры перешептывались, а торговец попытался продолжить свой рассказ.
В часовне мы застали монаха, убиравшего огарки свечей. Сион не обратил на него внимания, прошел сразу к алтарю и, преклонив колени, зашептал молитву на латыни. Я пристроился рядом, думая о сне моего попутчика. Действительно странный сон. Как и фермеры, я не мог проникнуть в его смысл, но некоторые символы выглядели на редкость простыми и ясными. Вряд ли Сион был пророком, но мне хотелось разобраться.
«Gloria in excelsis Deo», — говорил меж тем Сион, словно читая по памяти какой-то текст, — «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» Он еще некоторое время проговаривал слова молитвы, а потом замер молча перед Распятием. Мне хотелось лучше понять суть его веры. На взгляд со стороны, он просто и естественно поклонялся Свету, и я не знал, как нужно делать это правильно. Впрочем, я знал достаточно, чтобы не верить слухам и досужим россказням об этой вере, историям о каннибализме и оргиях, о чем не раз говорилось в мальчишеском Доме у нас на острове. И все-таки мне тоже хотелось овладеть замечательными словами, которые так легко слетали с языка Сиона. Тогда я мог бы достойно поблагодарить своего господина за победу этой ночью и за те сведения, которые я почерпнул из сна Сиона.
Не зная, что сказать, я снова обнажил меч и поставил его перед собой, положив руки на крестовину эфеса. И тут же ощутил, даже сильнее, чем прежде, глубокое безмолвное внимание. Мне снова захотелось петь, но все, что я мог вспомнить, это песня солнцу на ирландском языке.
Мне песня показалась вполне подходящей. Монах закончил собирать огарки и ушел, его шаги глухо простучали по доскам пола. Дверь за ним закрылась, и мы остались перед алтарем вдвоем.
Рубин в навершии Каледвэлча засветился, начал разгораться все ярче, пока свет не стал ровным и более ярким, чем свечи на алтаре. Сион заметил на стене двойную тень и обернулся. Некоторое время он заворожено смотрел на мой меч, а потом облегченно вздохнул.
— Вот, значит, как, — проговорил он. — А то я, было, начал сомневаться.
— Все ты правильно видел, — подтвердил я. — Но многое мне и самому непонятно. Я всего лишь человек, Сион ап Рис.
— Да знаю я, — Сион громко выдохнул. — Ну, теперь знаю. Вчера-то я еще сомневался. Ты же вышел из леса. Я посмотрел и сказал себе: «Не иначе, он из людей холмов. Но ты мне помог с телегой, вместе со мной извозился в грязи на этой треклятой дороге, и я стал думать: «А может, и нет». Вот так и просомневался до самого Инис Витрин. Видишь ли, у меня действительно бывают странные сны, но и чутье на людей есть. Это у нас в роду. Обычно-то я стараюсь не обращать внимания. Знаешь, лучше от всякого колдовства держаться подальше. Но когда происходит что-то действительно странное, я стараюсь все примечать. Да что там я! Даже эти фермеры заметили, что с тобой что-то не так, а у них ума не больше, чем у саксонских овец. Вчера, когда я помянул ведьму, жену Лота, ну, перед тем как нам подойти к Инис Витрин, я почти уверился, что ты из Дивного Народа, просто принял человеческий облик для какой-то своей надобности. Но когда мы добрались сюда, когда ты попытался всучить мне свой плащ за полмешка муки, а потом еще и в часовню со мной пошел, тут-то уж у меня сомнений не осталось. Люди Холмов не молятся. Дивный Народ не станет дрызгаться в грязи из-за какой-то телеги с мукой. Так что ты — человек, тут без обмана. Но у тебя есть какие-то дела с потусторонним миром. Верно говорю? И все равно, что-то в тебе есть нездешнее, хотя сегодня это и не так заметно.