Выбрать главу

— Ты все время говоришь «склонны интерпретировать», а что происходит на самом деле? — разговор захватил меня настолько, что я потеряла всякое представление о времени.

— А что такое «на самом деле»? Есть совокупности восприятий, есть непротиворечивые на данный момент их интерпретации, есть еще такое явление, как резонанс интерпретации с переживанием Ясности, есть еще много того, о чем ты не имеешь пока что ни малейшего представления. Левые ультра видят в своей борьбе с негативными эмоциями реальную войну с поработителями, с угнетателями, вампирами, присосавшимся к нам, и относятся к этому предельно серьезно — как к самой настоящей войне. Ты сможешь посмотреть, как и чем они живут, сможешь, если захочешь, почувствовать атмосферу их поиска, их борьбы.

— А тебе эта атмосфера не нравится? Почему ты не «левый ультра»?

— Я склонен интерпретировать свои восприятия несколько иначе, иначе говоря складывающаяся у меня резонансная интерпретация выглядит несколько иначе.

— А как же…

— А никак! — все трое одновременно рассмеялись. — Никак! Нет абсолютной истины, Майя, нет «линии партии», нет «на самом деле». Мир таков, каким ты его воспринимаешь, и если нам по пути, то нам по пути, а если нет — то и нет. Мы — путешественники по океану сознания, и наш корабль — это искренность, паруса — это стремление, а матросы — желания.

Слезы почему-то навернулись у меня на глаза при этих словах.

— Кам, ты сказал «в отличие от многих других». Что — есть и другие существа?

— А что — разве где-то нет других существ? — шепот Мишель в ухо. — Это твоя религия — видеть вокруг себя лишь «мертвую природу», а реальность — иная, совершенно иная…

— Да, это моя религия… и мне она не нравится.

Кам откинулся на подушки и продолжал говорить, а я то смотрела ему в глаза, то начинала бесстыдно разглядывать его складное тельце, тем более воодушевляясь увиденным, чем более пронырливыми становились пальчики Мишель…

— Если ты положишь в рот кусочек мухомора и пожуешь его, ты почувствуешь горечь и выплюнешь его — тебе не понравится вкус. Когда я испытываю негативную эмоцию, я выплевываю ее — мне не нравится это восприятие, и возникает желание его прекратить. Выплевывая мухомор, ты отказываешься входить в контакт с тем существом, которое ты воспринимаешь как «вид мухомора, вкус мухомора», но все равно тебе не удастся полностью уйти от последствий вашего контакта — у тебя еще несколько часов будет болеть живот. А другой человек может поступить иначе. Он заметит, что если мухомор съесть не сырым, а сваренным, то резь в желудке становится не такой сильной, а состояния измененного сознания, в котором окажется человек, покажутся ему интересными. Ну все равно что с той же собакой — если подойти к ней и начать дергать за хвост, когда она, голодная, грызет кость, то можно получить неприятные ощущения, а если сначала ее накормить, потом погладить по голове и т. д. — тогда можно получить приятные ощущения.

— Мне все это надо переварить… а то могу укусить:)

— Переваришь:)… так вот в своей массе люди поступают именно так с негативными эмоциями, как тот человек с мухомором — они пытаются придать им такую форму, в которой они не жалили бы смертельно, а лишь травили помаленьку, и это чувство отравления — то есть соответствующим образом измененное сознание — им нравится, как нравится наркоманам курить и колоться.

— Получается, что наркотики — это тоже такие вещества, которые являются проявлениями каких-то существ, какого-то сознания?

— Естественно! И они не менее «агрессивны», чем то сознание, которое стоит за негативными эмоциями — ну то есть некоторые интерпретируют его действия как «агрессию». Поэтому и на героин можно подсесть буквально с первого же приема, и уже не вырваться никогда из его лап, и на марихуану народ садится так прочно, что как правило уже не слезает. И негативные эмоции…

— Насколько я знаю, марихуана не вызывает привыкания, почему ты говоришь, что с нее не слезают?

— Я знаю, что я говорю, Майя… к марихуане редко возникает физиологическая привязанность, и это и имеют в виду, когда говорят, что марихуана не вызывает привыкания — нет ломок, нет ничего такого, что возникает, например, от героина. Но есть другая сторона дела — привыкание психическое. Без марихуаны мир становится таким серым… и чем дальше, тем серее, и тем больше хочется вновь окунуться в марихуановый дым, тем меньше шансов на то, что ты своими силами начнешь двигаться именно туда, куда хочешь ты, а не куда ведет тебя наркотик. Марихуана — это тюрьма, ужасная тюрьма. Стены у нее резиновые, но под резиной — сталь.

— Ты сказал «куда ведет наркотик», что ты имеешь в виду?

— Я расскажу тебе об этом потом.

Каору взглянула на свои часы, нажала несколько кнопок, вытащила из кармана на штанине блокнот с ручкой и начала ставить в нем какие-то значки и циферки.

— Если сейчас у вас дела, я могу пока побродить, а потом подойти сюда снова.

— Побродить? — Каору подняла на меня взгляд. Майя, ты в стане «ультра», нет времени «бродить», здесь никто не «бродит», «бродить» будешь по улицам Дарамсалы, — Каору размеренно проговаривала фразы, делая каждый раз акцент на слове «бродить».

— Зачем тебе столько часов?

Молчание.

— Каков твой возраст? — пока Каору продолжала делать заметки, Мишель вступила в разговор. Глубокий, низкий голос, мне нравится… и ее руки мне нравятся…

— Мне 26, а что?

— А мне 6649.

— Не поняла…

— Знаешь, почему тебе 26?

— Ну…

— Потому что ты спишь, а не живешь.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду?

— Представь себе, ты — спринтер, бегаешь стометровку. На ста метрах дистанции ты проживаешь целый кусок жизни. Ты следишь за каждым моментом — как чувствует себя та или иная группа мышц, как прошел старт, как наращивается ускорение, стадион со зрителями уплывает в сторону, ты не слышишь ни аплодисментов, ни криков — все сосредоточено вот на этой самой секунде, вот на этой, любая из десяти секунд — это целая повесть, ты можешь подробно, на две страницы текста описать каждую из них… и теперь возьми стайера, который бежит марафон. Спроси его — что было между восьмидесятым и сто восьмидесятым метром? Он выпучит глаза и рассмеется. Так вот мы — спринтеры, нам некогда бежать марафон, у нас в запасе лишь 50–60 лет, и это в лучшем случае. Ну и дело не только в этом — просто мы спринтеры по характеру, по темпераменту. Я не хочу ждать просветления, которое настигнет меня через 100 или 500 лет — я хочу жить прямо сейчас, я прямо сейчас хочу захлебываться полнотой жизни, понимаешь? Поэтому я не меряю свой возраст годами, это абсурд, да это и невозможно, потому что сейчас я за день переживаю больше, чем раньше переживала за месяц — это легко увидеть и по дневникам, да и сама прекрасно это чувствуешь. Я меряю свою жизнь днями! Мой день разбит на условные «месяцы», поскольку в сутках 24 часа. Первые два часа — январь, вторые — февраль и так далее. И каждый «месяц» я даю себе письменный отчет в том — что произошло за это время. Что я делала в практике, что получилось, что не получилось, какие появились новые мысли, новые идеи, новые оттенки восприятий и так далее. Каору сейчас делает то же самое — она пишет о том важном, что случилось с ней за прошедшие два часа, что ей удалось сделать в своей практике. Как тебе такой подход к жизни?

— Офигительно! И что — в самом деле КАЖДЫЕ два часа в твоей жизни происходит что-то важное?

— Да. Обычно мой отчет о прожитом «месяце» занимает страницу текста, а иногда и два и пять, иногда несколько строк, но так, чтобы не было вообще ничего — так бывает крайне редко, и это свидетельствует не о том, что что-то во мне исчерпалось, а только о том, что этот «месяц» я «проспала».

— И что же напишет Каору о том, что произошло в последние «две недели» ее «месяца», если она разговаривала со мной и ничем больше не занималась? Ну вот пара негативных эмоций…

— О… уверяю тебя — много чего она запишет в своем дневнике, много чего, Майя!:) — они обе рассмеялись, Мишель еще плотнее, как медвежонок, обхватила меня сбоку руками и ногами. — Ты ошибаешься, думая, что она ничего больше не делала, а только разговаривала с тобой. Во-первых, сам разговор представляет из себя определенную практику, потому что любой разговор — это смесь наплывающих желаний, эмоций, мыслей, озабоченностей, стереотипов и прочих состояний. Только обычные люди говорят, просто поддавшись потоку слов, который принят в данной ситуации. Мы так не общаемся, потому что то, как «принято» — так нас не устраивает. Мы тщательно следим за каждым словом, каждый раз экзаменуя себя — вот это я хочу сказать и сделать? А вот это? Или это просто вовлечение в получение впечатлений? Или это я говорю, потому что неудобно промолчать? И уж конечно мы предельно тщательно следим за тем, чтобы не возникло негативных эмоций во время общения, занимаемся эмоциональной полировкой. Не думай, что перед тобой просветленные существа:) И я и Каору и другие люди, которых ты тут встретишь — самые что ни на есть существа омраченные, и все, что на данный момент нас отличает об обычного человека, это непоколебимое стремление выбраться из трясины.