Майя и Медведь
Майя жила в обширном, но запущенном старом поместье, вдали от города, от его вечно непрекращающейся суеты, бьющей ключом энергии, яростной борьбы за достойное существование.
Майя жила вдали от самой жизни.
Её родители были генетиками с мировым именем. Немного эксцентричные, замкнутые, погруженные исключительно в свои исследования, они практически не уделяли внимание своей дочери. Впрочем, Майя довольно быстро поняла, что не особенно и нуждается в их внимании. Даже больше того - оно её тяготило.
Впервые Майя осознала это, когда ей исполнилось десять лет. Она только-только закончила курс основной школы, и мать с отцом, движимые внезапно проснувшимися родительскими инстинктами, вдруг стали пестовать девочку нравоучениями, насильно впихивать знания в её ещё неокрепший мозг и требовать, чтобы Майя раз и навсегда выбрала то направление деятельности, которому посвятила бы всю оставшуюся жизнь.
Как и большинство гениев они были идеалистами, перфекционистами и немного фанатиками. Для обоих было огромным удивлением узнать, что их дочь не питает к науке особой привязанности. Майя была другой. Её интересовало в этом мире всё, но лишь вскользь и поверхностно. Впитывая что-то одно, она тут же перескакивала на другое, третье... ей трудно было определиться в своих предпочтениях.
Майя не унаследовала ум своих родителей. Увы, ни от одного из них она не взяла и десятую долю гениальности. Она была умна, да. Но не гениальна. Жалела ли она об этом? Наверное, нет. Майя умела смотреть на мир широко раскрытыми глазами, и ей не составляло труда заметить, что родители этот самый мир не замечают. Они получали своё собственное, уникальное познавательное счастье в науке: сидя целыми днями в своей огромной лаборатории, откуда слышалось лишь мерное гудение поршневых цилиндров, да шипение раскаленных до бела паровых машин. Этот вид счастья Майе увы познать было не суждено.
В общем маленькая Майя старалась придерживаться строгой политики невмешательства родителей в её жизнь.
Итак, родители видели дочь от силы несколько минут в день, когда торопились мимо ее комнаты в свои лаборатории. Чем же девочка занималась всё оставшееся время?
Она училась, гуляла по саду и окрестным лесам, читала и мечтала, глядя в лиловое небо, пронизанное зеленоватыми облаками. Она часто пропадала на кухне, наблюдая за тем, как Роза, их кухарка, обжаривает на сковороде пуддинг или жарит рыбу. Ещё она любила надоедать расспросами Марте, их служанке. Та была большой, краснолицей девахой, приходившей к ним два раза в неделю из соседней деревушки. Бывало, Марта оставалась ночевать в поместье и тогда, удобно устроившись перед уже гаснущим камином, она рассказывала Майе на ночь страшные сказки. Ничто не могло доставить девочке больше удовольствия.
И, конечно, был Гомер. Их пожилой, насквозь пропахший сигарами садовник, который по совместительству ухаживал ещё и за животными.
Это был щуплый старик, в кирзовых сапогах на босу ногу, всегда в тяжеленном кожаном фартуке и в потертом картузе. Майя очень его любила. Он позволял ей сидеть в питомнике сколько душе угодно, никогда не ругал девочку за то, что она часами крутилась рядом с клетками.
Питомник в поместье родителей Майи был необычным. Дело в том, что все животные в нем были уникальными и неповторимыми. Их привозили со всех концов света, а отбирали по исключительным сознательным характеристикам: звери обладали признаками сообразительности, интуиции, привязчивости, смекалки и даже кое-какими зачатками речи. Проще говоря, все они были антропоморфами.
Майя обожала приходить в питомник, сидела у клеток, подкармливала животных и даже разговаривала с ними.
Её любимчиками были: большой рыжий лис с огромным, пушистым хвостом; худой, вечно дрожащий шакал, которого ей всегда хотелось утешить и приободрить; меланхоличный тюлень; косматая, местами линялая лама. Но... так было до тех пор, пока в поместье не появился медведь.
Это был грозный и опасный зверь, при первом же взгляде на которого, Майя ощутила лютый страх. Медведь был огромный, мохнатый, дикий и злой, недовольный своей горемычной судьбой, забросившей его на сотни вёрст от родных лесов. Вот он и бесился, драл пол клетки тяжёлыми лапами, ревел и постоянно испытывал на прочность прутья решётки.
Поначалу Майя обходила стороной его клетку, но потом мало-помалу привыкла и страх начал уходить. День ото дня медведь всё успокаивался, а Майя всё смелела: подходила близко к клетке и бывало бросала горемыке то яблоко, то морковку. Тогда Гомеру пришлось взять сажевую краску и начертить вокруг всего вольера жирную линию, за которую впредь Майе строго-настрого запрещалось заходить. Он заставил её поклясться, что она не нарушит это правило. И Майя поклялась. Она изменила своему слову лишь однажды.