Кстати, долго не мог привыкнуть к ее достаточно жесткому порой стилю общения. Помню, однажды опоздал на интервью на полчаса: с трудом удалось пробиться сквозь московские пробки к Тверской. Едва переступив порог квартиры в знаменитом кооперативном доме Большого театра, стал всячески извиняться. И услышал совершенно ледяной голос: «Вы знаете, чтобы быть готовой к встрече, я встала в восемь утра, привела себя в порядок, сделала все, что нужно. Значит, и вам надо было выезжать заранее». Все пропало! Но, прощаясь, Майя Михайловна, довольная беседой, расцеловала меня. И я понял, что прощен.
Плисецкая в своей квартире на Тверской – с «Анной Карениной» на пару. Моя любимая фотография.
А тогда, в Нижнем, попытался отличиться от коллег:
– Майя Михайловна, можно с вами хоть сфотографироваться: дома не простят, если я этого не сделаю.
– Ну, если так, давайте. А откуда вы?
– Из «Комсомольской правды».
– Из «Комсомольской правды»? – как-то многозначительно переспросила она. Внутри все замерло: интонация не сулила ничего хорошего.
– А знаете, я хотела бы с вами поговорить.
Условились на следующий день. А вечером был концерт. Балетная труппа Таранды порадовала нижегородцев. Сама Плисецкая танцевала тогда «Лебедя»… Потом она взяла паузу на несколько лет – впереди была еще миниатюра «Аве Майя», сделанная Бежаром специально для нее: там можно было неустанно следить за лебедиными руками, поражаясь, как она это делает. Она называла номер немножко по-японски – «Танец с веерами».
У Родиона Константиновича и Майи Михайловны было такое хорошее настроение, что я не удержался и попросил разрешения их сфотографировать.
…В Нижнем перед спектаклем Майя Михайловна в дивном карденовском изумрудно-черном платье выплыла поприветствовать публику. Тут, к слову, случился классический конфуз, какие нередко бывают с провинциальными чиновниками: начальник департамента культуры, вышедший на сцену и переполненный эмоциями, запнулся на какой-то фразе, растерялся и от волнения брякнул: «Вечная вам память, Майя Михайловна!». Зал грянул неудержимым смехом, а Плисецкая и бровью не повела, сценическая выдержка – нечеловеческая!
Утром я примчался на волжскую набережную, в главный нижегородский отель той поры, где останавливались звезды. У номера Плисецкой дежурили журналисты. Пыжась от гордости, я продефилировал мимо съемочной группы самого популярного местного телеканала: учитесь работать, ребята…
Надо ли говорить, что все оказалось очень просто: дело было ни разу не во мне.
«Комсомолка» незадолго до того опубликовала статью известной нашей журналистки о современном классике Родионе Щедрине, выдающемся композиторе и муже Плисецкой. Если кто помнит, в первой половине 90-х писали размашисто, свобода слова пьянила. И что-то там автор напутала с фактами. Вот Майя Михайловна и решила исправить ситуацию. Мы проговорили часа два.
– Ешьте фрукты, вы молодой человек, вам надо, – по ходу нашего разговора она все время подвигала мне огромную вазу. В остальном, надо сказать, номер ее был как номер: это нынешние звезды – с огромными райдерами. А она, у чьих ног был весь мир, не требовала президентских люксов. Главное, чтобы было комфортно.
Попав впервые в их с Родионом Константиновичем трехкомнатную квартиру на Тверской, я был изумлен. Никакой позолоченной роскоши, картин, коллекций императорского фарфора… Всегда очень много цветов, несколько красивых афиш, рояль. Потом, когда купят однокомнатную квартиру по соседству, рояль переедет туда, в рабочий кабинет Родиона Константиновича.
И в Мюнхене, где они снимали квартиру недалеко от знаменитой «Пинакотеки», все было достаточно скромно и уютно. Хороший ремонт, это да. Ну и все.
Как-то, приехав на Тверскую, попал прямо к домашнему обеду. Тоже очень просто и вкусно: отварное мясо, квашеная капуста. Попозже – сыр и вино. Мы не раз возвращались к знаменитой фразе: «Сижу не жрамши!» – мол, главный балетный рецепт похудения. Майя Михайловна смеялась:
– У меня всегда был зверский аппетит, я ела много. Но когда надо было, худела – работала на репетициях.