— Так она сказала тебе, что меня благословляет? — наконец спросила она, успокоившись.
— Да, — согласился профессор. — Она сказала, что мы вместе будем молиться о твоем земном счастии и… и небесном спасении.
— Как вместе? — опять испугалась Майя.
— Конечно, вместе! Разве ты думаешь, что я о тебе не молюсь? — слабо улыбаясь, объяснил ей отец и тотчас заключил: — Но знаешь ли, милочка моя, я лучше не стану более с тобой говорить об этом… Ты так нервно настроена сегодня. Зачем же расстраивать тебя окончательно накануне свадьбы и путешествия?.. Поди с Богом… Поди к жениху, к гостям… Я тоже сей час выйду…
Он встал, довел, обняв ее, до порога, там горячо ее поцеловал и отпустил. Но, печально глядя на нее, удалявшуюся в раздумьи, он вдруг будто встрепенулся, пораженный каким-то соображением, и закричал:
— Майя!
Ей послышалось сдержанное рыдание в этом призыве.
Она быстро обернулась и, вся бледная от волнения, подбежала к порогу комнаты, где он еще стоял.
— Майя, милое дитя мое! Я вспомнил… видишь ли…
Он, видимо, соображал свои слова, искал их в жестоком волнении, борясь между боязнью испугать ее и необходимостью исполнить задуманное им.
— Я должен тебе сказать… Передать слова твоей матери… Послушай: что бы ни случилось…
— Боже мой!.. С кем?! — отчаянно перебила его дочь.
— С кем?.. Все равно!.. Я не знаю. Она не сказала мне… Но слушай, Майя, и не забывай моих слов: помни, что чрез меня тебе говорит твоя умершая мать… Майя! Что бы ни случилось с нами… со мною… с кем-либо из нас, — знай, Майя, что это случится к лучшему!.. «Время великой перемены — близко!» Не забывай слов этих, Майя, и да послужат они тебе всесильным облегчением в час испытания!.. Прости, что огорчаю тебя, дитя мое! Но я размыслил, что обязанность моя не медлить, — тотчас передать тебе этот завет твоей матери. Мало этого! Уж прости мне, Майинька, и еще одну просьбу…
Ринарди быстро запер дверь кабинета, и, увлекая дочь за собою в следующую комнату, докончил:
— Я хочу здесь, с тобой наедине, сейчас благословить тебя… Майя! Дитя мое милое! Пойдем ко мне, туда, в спальню… Я покажу тебе, где она, мать твоя, стояла, и там же за нее и за себя тебя благословлю!
Когда, через несколько минут, Майя, растроганная и заплаканная, встала с колен и вышла от отца, старик, проводив ее, заперся на ключ и долго в этот день не выходил из своих комнат. Все заметили, что он побледнел и осунулся, как после болезни; но все понимали, что он не может быть равнодушен к разлуке с дочерью и, уважая его горе, молчали, делая вид, что не замечают ни его расстройства, ни заплаканных глаз Майи.
Только после обеда, когда все разбрелись по парку, Ариан, увидав себя, наконец, вдвоем со своей невестой, привлек ее к себе и спросил, в чем дело?.. Неужели временная разлука с отцом так ужасно ее огорчает, что утешить ее не может даже его любовь и их будущее счастие?..
Майя рассказала ему все без утайки.
— Я боюсь, дорогой мой, чтоб это видение не знаменовало чего-нибудь печального! — прибавила она. — Какое несчастие нас может ожидать, что мать нашла необходимым предупредить нас о нем?
Но граф Ариан улыбнулся ее словам, как взрослый человек улыбается неосновательным печалям ребенка, и поспешил ее уверить, что сон ее отца лишь означает расстройство его духа и беспокойное состояние чувств.
— Да если и придавать какое-либо вещее значение предупреждению твоей матери, то и тогда чего ж тебе бояться, когда сама она просила тебя быть спокойной?.. Знать, что «это поведет к лучшему», к истинному благу! — успокаивал он ее.
Ему успокоить ее было нетрудно… Она скоро забывала с ним свои печали и сомнения; а против ее самых дорогих убеждений он один мог ратовать и заставлять ее их устранять, на веру перенимать его собственные… Уж такова всемогущественная сила любви.
Под влиянием его ласк Майя не только успокоилась, но и развеселилась до того, что и не заметила, как пролетел этот последний день ее девичьей жизни. Бухаров, вечный boute-en-train[24] всякого общества, предложил вечером танцы на террасе, — в зале было бы, по общему мнению, жарко. Мигом рояль был прикачен поближе к дверям, и за него усажена жена Бухарова; а терраса освобождена от лишней мебели и освещена канделябрами, поставленными на все окна, цветными фонарями, развешанными в цветнике, и закипело веселье.
Стар и мал приняли участие в этом импровизированном бале. Майя и Бухаров объявили, что все, искренне желающие счастливой и радостной жизни будущим молодым, должны напутствовать их веселием, а по этому случаю и профессора, волей-неволей, поставили в пары.