-Доктор, мне снятся сны на английском языке, а я не знаю английского.
- Что вам посоветовать? Выучите английский.
Через месяц пациент появляется со счастливым выражением лица.
- Ну, что выучили английский?
- Нет, но теперь я сплю с переводчицей.
-Как вы думаете, наша Розочка станет певицей или танцовщицей?
- Думаю, танцовщицей.
-Вы видели, как она танцует?
-Нет. Мы слышали, как она поёт! «
Воспользовавшись затишьем после очередного взрыва смеха, Эмма, постучав вилкой по фужеру, привлекла к себе всеобщее внимание: « Дорогая доченька!»- обратилась она к Майе –«Сегодня, в особенный для тебя день, день твоего шестнадцатилетия, я хочу подарить тебе эти золотые серёжки -семейную реликвию. Я получила их от своей мамы, а она, в свою очередь, от своей. Теперь, Майя, пришёл твой черёд их носить.» Растрогалась не только Майя, но и остальные. Бабушка Ида пустила слезу, Этель и Бася с Хасей умилённо смотрели, как Маня и Зина помогали подруге одевать серёжки. Вдев их в уши, трое девчонок, тут же побежали смотреться в большое зеркало в прихожей.
Майя не слыла красавицей. На её миловидном, округлом лице с небольшим, чуть продолговатым носом, было полно веснушек, большие, янтарного цвета глаза из- под аккуратно причёсанных бровей, смотрели в мир широко и открыто, чувственные губы возвышались над слегка тяжеловатым подбородком, дополнял портрет пышный ореол светло- каштановых, с лёгкой рыжинкой мелких кудряшек. Небольшого роста, стройная молодая девушка была похожа на тысячу других своих сверстниц. Но стоило ей улыбнуться, как всё вокруг меняло свои цвета, переливаясь яркостью окраски, наполняясь нежным светом чистоты и юности, словно маленькое домашнее солнышко озаряло своими лучами окружающее и каждый невольный свидетель этой улыбки заряжался её притягательной красотой и силой, улыбаясь в ответ. Майя расхаживала в своём нарядном, синем, шёлковом платьи с отложным белым с отворотами воротником и в чёрных туфельках, заложив волосы за уши, демонстрируя гостям дорогой подарок мамы и покоряя всех своей замечательной улыбкой.
Серьги действительно были хороши и представляли собой ручную работу настоящего мастера золотых дел. К верхнему краю неширокой полудуги с ушком, были симметрично прикреплены два округлых, затейливо - кружевных, виноградных листочка, под ними, в обрамлении тончайших лепестков, располагались, по ниспадающей, три разной величины брильянтика: побольше, средний и совсем крохотный. Вся композиция олицетворяла виноградную грону и при всём своём великолепии и игре камней, казалась удивительно лёгкой. Майя чувствовала себя в них Золушкой, идущей на бал, не хватало только принца на белом коне.
Гости пили чай, хвалили приготовленный Идой Соломоновной штрудель с орехами и изюмом. «Сегодня, Ида, с тестом штруделя, ты превзошла саму себя»- сказала Бася сестре.
-А, знаете, что говорят сами немцы и австрийцы по поводу нашего знаменитого, так полюбившегося им, десерта- отвечала Ида- тесто должно быть таким тонким, чтобы через него можно было читать любовные письма девушки, а так- как я влюблена в собственную внучку, штрудель и не мог быть другим. Не успев договорить, Ида попросту растаяла от поцелуев Майи.
Эмма, пригласив всех в гостинную, села за пианино. Она вдохновенно играла Чайковского и Моцарта. Вместе с Майей, в четыре руки был сыгран полонез Огинского. Но вот Эмма стала медленно наигрывать, что-то до боли знакомое, своё, родное и все, узнав, стали подпевать: « Хава Нагила, Хава Нагила, Хава Нагила вэ нисмеха...»
Майины ноги сами пустились в пляс. Выпрямив спину и подняв голову, она ухватилась обеими руками за отвороты своего воротника и маленькими шажками, в такт льющейся музыки, пошла по кругу. Откуда взялась у этой хрупкой девочки такая гордая поступь? Когда этот, некогда робкий утёнок, успел превратиться в величавую лебедь, плавно скользящую по гостинной. Майя словно растворилась в танце, она, то приплясывала на месте, то кружилась в нарастающем темпе звуков, слившись воедино с чарующей музыкой. Её порозовевшее, вдохновлённое лицо и сверкающие от возбуждения глаза, не оставили равнодушными остальных.