»Ты всё ещё здесь, только потому, что я пошла навстречу желанию моего сына!»
Получив по карточкам недельные продукты, Лизи нагрузила ими Майю и поспешила, с сидящим в коляске Гюнтером, к ожидающей её подружке. Обе немки катили впереди себя коляски с детьми, оживлённо между собой разговаривая. Майя, отстав, плелась за ними. Дойдя до перекрёстка женщины остановились, продолжая болтать. У Гюнтера выпал из рук мяч и покатился на дорогу. Мальчик слез с коляски и побежал за ним. В этот момент, мчавшийся на скорости военный грузовик, возник просто из ниоткуда и ребёнок оказался в метре от его колёс. Подошедшая Майя, вскрикнув, бросила пакеты с продуктами на тротуар и, поражаясь собственной прыти, вихрем промчалась перед грузовиком, подхватив малыша, и в считанные секунды оказалась с ним на противоположной стороне улицы. Резко завизжали тормоза, ругался высунувшийся из кабины водитель, вцепившись в пустую коляску, остолбенело смотрела по сторонам, не понимая, что произошло, испуганная мамаша. Увидев сына она, рыдая, бросилась к нему, в её глазах Майя впервые увидела благодарность.
Лизи, на полдня, устроилась машинисткой в какое- то учреждение. Её отсутствие в доме, было самым счастливым временем дня, хотя по правде говоря, с того памятного случая, она изменилась к лучшему и стала меньше придираться. 17 августа Советская армия вышла на границы Германии в Восточной Пруссии. Каждый день, неумолимо, сжималось кольцо вокруг третьего рейха и, пропорционально этому, всё терпимее становилось отношение хозяйки. Может, где- то в душе, она боялась, что судьба может поменять её с Майей местами?
Стояла бархатная осень, обрамляя золотистой рамкой парки, бульвары и набережные города, не вписываясь в разрушительный пейзаж войны, легкий туман клубился над Лехом и каналами. Майя гуляла с Гюнтером в близлежащем сквере. Рядом группа военнопленных чинила повреждённую канализационную трубу. Два наблюдавшие за ними гестаповца уселись на каменную изгородь покурить. «Эти русские, дикий народ, но крепкий духом. - сказал один другому- Мой брат, Франц, служит в Дахау, он рассказывал, что к ним в лагерь привезли летом партию старших офицеров. Их неделями пытались склонить к сотрудничеству и не смогли, часть из них умерло от пыток, остальных пришлось расстрелять.»
Из люка вылез военнопленный, встретившись с ним взглядом Майя, к своему огромному изумлению, узнала в этом высоком худом юноше, Антона Кравченко. Как им хотелось броситься друг к другу и обняться, но рядом, на страже, сидели два цепных пса!
«Майя, ты жива, а нам сказали, что вы погибли в Бабьем Яру и ты, и Зина, и Манечка, и наши соседи по коммуне Гофманы, все киевские евреи!»- почти прошептал Антон.
-Я сбежала, попалась вновь и мне вторично посчастливилось спастись, но на этом везение кончилось и, вот она я, среди миллионов угнанных сюда на работу.- прозвучал короткий ответ.
-Не знаю, свидимся ли ещё, ты должна знать, мы с Илюшей вместе закончили лётную школу и служили в одном полку. В марте этого года, в боях под Черновцами, наш самолёт был сбит, чуть-чуть не дотянув до своих. В последний момент, мы успели выброситься на парашютах, но немцы стали стрелять по нам ещё в воздухе, меня ранили и взяли в плен, Илюшу отнесло в сторону наших, но я видел, как простреленный, он упал ничком и погиб. Прости, Майя, за печальный рассказ!
«Что это, ты, здесь прохлаждаешься, а ну, работай, русская свинья!» - рявкнул подошедший гестаповец и ударил Антона прикладом автомата по спине, затем повернулся к Майе и сказал зло: «Убирайся, быстро, пока не схлопотала.»
Подхватив Гюнтера на руки, она не помнила, как донесла его к дому, не слышала городского шума и пения птиц, не замечала красоты осени, не видела солнца, оно для неё померкло. Слёз не было. Погрузившись в глубокое оцепенение, девушка потеряла всякий смысл в жизни, она автоматически выполняла всё, что от неё требовали, по ночам, не спала до утра, по-долгу уставившись в дощатый потолок своей конуры. У неё отобрали всё, что так дорого было её сердцу, где взять силы, чтобы жить дальше, да и для чего?! Всё это время, обладая огромной волей к жизни и удивительной способностью удержаться на краю обрыва, не сдаться, не упасть в пропасть, Майя с достоинством принимала свою судьбу. Нет, она не жалела себя, не малодушничала, просто устала нести столь непосильное бремя потерь. Единственный, кто привлекал внимание девушки, был Гюнтер. Любознательный и непоседливый мальчик не оставлял свою няню в покое, забрасывая бесконечными вопросами «почему?» и «зачем?», на которые ей приходилось отвечать, отвлекаясь от тягостных мыслей, и, как- то невзначай, этот маленький немецкий крепыш своей жизнерадостностью, день за днём, согревал её истерзанное еврейское сердце.