В 1946 году британский журналист Жиль Хейли был командирован в США для съемки фильма о лакандонских индейцах. Когда он прибыл на место съемок, будущие герои фильма отвели его в Бонампак, тогда еще совершенно неизвестное в мире местечко в мексиканской провинции Чьяпас, расположенное в 30 километрах южнее Йашчилана. Там Хейли и обнаружил стены, расписанные неизвестными майяскими художниками. Строго говоря, о фасадах, стенах или тумбах с оставшимися на них следами краски было известно и раньше. Но лишь в одном из помещений какого-то здания стены оказались покрыты тонким слоем кальцита, под которым, как под покрывалом, чудесным образом сохранились рисунки. На стенах были изображены сцены пышных ритуалов с участием танцоров, музыкантов и самих правителей с многочисленной свитой. Эти редкостные и поэтому тем более удивительные изображения показывают жизнь майяского общества вовсе не унылой и однообразной, как можно было бы подумать, глядя на серые каменные монументы и руины, покрытые мхом, плесенью и кустарником. Майя умели веселиться и устраивать пышные празднества. Но… значительную часть этих примечательных стен занимают, тем не менее, сцены безудержного насилия. Они включают в себя батальные сюжеты, эпизоды пленения противников, совершенно недвусмысленные картины пыток и ритуальной кровавой резни. Любой зритель отчетливо видит на этих стенах указание на то, что обществу древних майя были знакомы и воинственность, и жестокость и вкус вражеской крови. Все это очень слабо соотносится с тезисом Томпсона о дружелюбности и простоте древних майя. В своей книге «Взлет и падение цивилизации майя», изданной в 1954 году, он уже демонстрирует несколько иное видение этого вопроса.
Вероятно, мы можем допустить, что отношения между городами-государствами майя в классический период были достаточно дружественными. Предположительно, их правители общались между собой и имели идентичное воспитание, образование, художественный вкус и религиозные верования. Этот факт вовсе не означает, что отношения между ними всегда были сердечными и добрососедскими. Думаю, случались привычные трения на границах, иной раз выливавшиеся в стычки, и даже рейды на чужую территорию в поисках сакральных жертв. Однако, на мой взгляд, подобные инциденты не доказывают обязательности больших кровопролитий или войн в значительных масштабах… Майя следовали принципу: «Живи сам и давай жить другим», — и я не думаю, что запугивание и третирование каким-либо большим городом маленького было явлением повсеместным и обычным.
Теории Томпсона, величайшего исследователя своего времени, властвовали над умами современников, и это при том, что некоторые утверждения абсолютно ничем не подкреплялись, отличались наивностью и не имели прямых доказательств. Представления о городах майя как о необитаемых религиозных центрах базировались в основном на визуальном осмотре этих давным-давно покинутых комплексов, состоящих из нагромождения безжизненных в настоящее время храмов, пирамид и расписанных монументов. Утверждение Томпсона о практиковавшемся в древности подсечном земледелии основано также на наблюдениях за современными крестьянами. И действительно, все могло происходить так, как предполагал Томпсон. А если нет? С какой бы стороны мы ни посмотрели на эту дилемму, решить ее без расшифровки иероглифов мы не в состоянии, то есть в отсутствие самих доказательств, прямых и недвусмысленных, о которых нам поведали бы сами древние майя. К слову сказать, к 1950-м годам удалось разгадать значение лишь тех знаков, которые имели непосредственное значение к астрономии и календарям. Теперь мы видим, что такие полузнания вели лишь к еще большей путанице и неведению и ни на йоту не приближали к разрешению основных загадок майя. Оставалось лишь одно средство — расшифровка этих интригующих иероглифов, из которых соткана ткань любого майяского текста и которые так игнорировал мистер Морли.
Умозаключения Томпсона и его современников были практически полностью отвергнуты последующими поколениями исследователей, которым наконец-то удалось проникнуть в тайны майяской письменности. В деле дешифровки иероглифов наметился прогресс, не стояла на месте и археология. К началу 1960-х годов некогда эмпирическая и весьма поверхностная наука, полная дилетантов, вдруг превратилась в строгую дисциплину, опирающуюся, прежде всего, не на вольные предположения, а на стройную хронологическую, описательную и сравнительную систему. Взявшая на вооружение новейшие методы определения возраста найденных артефактов, эта серьезная наука в определенных научных кругах, прежде всего американских, получила название «новой археологии». Теории и выводы теперь никто не осмеливался называть спекуляциями. Серьезные журналы публиковали отчеты и выводы, подкреплявшиеся железными аргументами. В случае с майя это касалось не только пирамид, храмов, письмен и календаря. Не меньший интерес представляли такие приземленные и неромантические аспекты, как устройство и структура поселений, взаиморасположение отдельных зданий, рельефное и топологическое окружение городов. Более пристальное внимание ученые начали уделять адаптации майя к окружающей среде, развитию их технологий, сельского хозяйства и торговли. Изучение всех этих вопросов требовало строгой научной методологии и новых, современных подходов буквально ко всему — от оснащения экспедиции точными приборами до разумного планирования раскопок и привлечения ученых — специалистов в других, казалось бы, не имеющих отношения к археологии областях, например, математиков, статистиков, социологов.
Возможно, впервые такой комплексный подход применили ученые из Университета Пенсильвании, работавшие в Тикале в период с 1956 по 1970-й год. В те времена это место по-прежнему оставалось изолированным и труднодоступным: добираться до него приходилось верхом на мулах от озера Петен-Ица — совсем как во времена Модели. Первым делом экспедиция оборудовала взлетно-посадочную полосу и разбила свой лагерь в непосредственной близости от ядра города. Предполагалось, что в проекте в разное время примут участие несколько сот ученых. Это была крупнейшая и плодотворнейшая попытка изучения какого-либо комплекса майя, предпринятая за всю историю исследования древнего народа. Результаты, отчеты, вся информация, добытая за эти годы, анализируется и публикуется до сих пор.
К каким же выводам пришли ученые в итоге столь масштабной и растянутой во времени экспедиции? Что нового мы узнали о Тикале в частности и о майя вообще? Начнем с того, что Тикаль — самый большой из известных нам исторических комплексов на территории расселения майя. Приступая к его исследованию, ученые по-прежнему задавались вопросом: действительно ли города майя являлись городами-призраками, населенными лишь жрецами, астрономами и их челядью? Изыскания, проведенные на территории, занимающей 16 квадратных километров, принесли ошеломляющие результаты. Используя различные методы, в том числе аэрофотосъемку, удалось насчитать ни много ни мало 3 тысячи (!) отдельных сооружений, начиная с храмов, дворцов, полей для игры в мяч и кончая фундаментами и одиночными каменными плитами, тумбами и даже отдельными холмиками. Без сомнения, подсчет предполагаемого числа жителей Тикаля, населявших город в какой-то конкретный период времени, был делом очень сложным, предусматривавшим множество условий и допущений. Тем не менее самая консервативная оценка численности населения давала результат в 100 тысяч человек, которые жили в самом ядре города в конце классического периода, то есть в эпоху наивысшего расцвета культуры майя. Но это не все: современные исследования показывают нам, что городской ареал в действительности составлял не менее 120 квадратных километров с населением в 40–60 тысяч человек! Поселение было очень разбросанным и слабо структурированным, явно не существовало никакой планировки. Но это был именно город, во всех смыслах этого слова, с большим числом постоянных жителей.