- Я думал, это панкейки, - улыбнулся Рома.
- Деградант, - лаконично выразился я.
- Иди нах, - вяло отмахнулся он и поднялся со стула. - Я пойду, а то Олю не предупредил.
- Да-да, дуй домой. И хватит ходить в гости ко всяким дяденькам. А то мало ли что случится.
Рома ощерился, обозвал меня козлом и ушёл. Я убрал билет подальше, подавил рвотные позывы, вызванные огромный количеством съеденного теста, и поставил чайник. Мама не обращала ни на кого внимания и смотрела сумасшедшие американские мультики.
2 часть
Я уже в сотый раз перебрал все свои документы и вещи в рюкзаке. Умудрился дважды потерять и найти билет. Измучил себя мыслями, что всё равно что-то забыл. Моя душа не знала покоя, а руки постоянно рвались проверить всё заново: паспорт, загранспаспорт, ещё какие-то бумаги, половину из которых и вовсе не нужно было брать. Иногда меня резко прошибала мысль о визе, но потом я с облегчением вспоминал, что она не понадобится. Регистрация на рейс начинается за три часа до времени, указанного в билете, а я приехал в аэропорт за пять и всё это время сидел, ждал, волновался и покрывался потом от параноидальных мыслей. Банковская карта, оформленная в рекордные сроки, была нервно изучена мною вдоль и поперёк. Я лихорадочно вытаскивал из недр памяти английские слова и жалел, что в школе не удосужился выучить элементарные фразы. Воображал, что со мной сделает таиландская полиция, когда я сотворю что-нибудь нелегальное - а я обязательно сотворю. Инструкции Вадима, записанные на обрывке листа из блокнота, накрылись медным тазом и ни разу не были использованы. Меня пугала переспектива заполнять таможенную карту или талон - чёрт его знает - и пытаться разобрать страшные иностранные слова. Я уже выдержал первое испытание - прошёл сквозь ворота металлодетектора на входе в аэропорт, а мой багаж отсканировали на самодвижущейся ленте. Мигающее табло вылетов, располагающееся в большом холле напротив входа, пугало меня своими размерами и светящимися буквами, которые сливались в один сплошной яркий квадрат до тех пор, пока я не взял себя в руки. Мне удалось отыскать там свой рейс, сверить направление и запомнить номер стойки регистрации. Я понимал, что ничего ужасного здесь нет и надо просто пройти регистрацию: сдать мой гигантский рюкзак, к моему сожалению, не сошедший за ручную кладь, и получить посадочный талон. Всего-то! Это же так легко, наверное.
Меня всё бесило. Люди, разговаривающие слишком громко и не следящие за своими дегенеративными детьми. Дети, орущие так, словно им в задницу вкручивают штопор. Странный женский голос, который то объявляет рейсы, то молчит. Ублюдки, спящие прямо в аэропорту и занявшие по несколько кресел своими тушами. Моя голова готова была взорваться и разлететься по залу своим содержимым, как разбившийся спелый арбуз. Единственным, что спасало меня от публичного самоубийства, было осознание того, что буквально через тринадцать часов я окажусь в стране, где какое-то время ни один человек не будет ко мне приставать. Надесь, не будет. Конечно, Ублюдков хватает в любой стране, но чтобы присосаться к своей жертве, паразит должен прощупать место укуса и подготовиться. Адаптироваться, если можно так сказать. Их адаптация - мой отдых. Или же я не нужен никаким Ублюдкам, и у меня просто медленно развивается шизофрения и мания преследования. Ладно, пусть так, однако пожить там, где тебя никто не знает - это бесценно. За такое я не прочь поплатиться своим рассудком. Ну, а что же делать потом, когда законные безвизовые тридцать дней истекут? Сначала у меня возникла идея последовать примеру некоторых незаконопослушных русских граждан и остаться в Тае нелегально. Тогда я не боялся риска. Я и сейчас его особо не страшусь, и при благоприятных обстоятельствах несомненно останусь. Меня пугает возможность нечаянно позволить кому-то сблизиться со мной. А я способен на такую глупость, как заведение новых, но ненужных знакомств. Ведь вся прелесть этой поездки - отшельничество.
Я не мог назвать себя дауншифтером. Этой модной хренью занимаются чего-то достигшие, материально обеспеченные, успешные люди. Меня невозможно было причислить и к прозревшим офисным крысам, которым осточертела их нудная работа и десятичасовое сидение в конторе вместе с кучей немытых тел в униформе. И тот и этот тип людей рано или поздно приходит к выводу, что влачить существование без денег не очень-то и круто, и начинает скучать по чистоте и стабильности. Мне же терять нечего. Я ухожу от бедности на родине к бедности на чужбине. Когда мои деньги испарятся, как вода под жарким таиландским солнцем, я пожму плечами и сделаю отнюдь не амбициозную попытку найти незаконный заработок. У меня на роду написано сдохнуть в одиночестве и в безденежьи. Так пусть это произойдёт после того, как я наберусь впечатлений. Посмотрю страну на правах бюджетного туриста, а потом добро пожаловать гепатит А или Б, личинки смертоносных паразитов, экзотическая лихорадка или что-нибудь более спокойное: например, инфаркт от пикантной встречи с трансвеститом.
А если вдруг случится так, что я выживу и даже подзаработаю, то махну в Лаос, Вьетнам или Камбоджу в зависимости от того, куда пустят. Да почему бы и нет, чёрт возьми? Меня уже тошнит от оседлого образа жизни!
Но это сейчас я настроен романтично. По прилёту окажется, что мне лень даже выехать из бангкокского аэропорта. Саня вопринял моё сообщение о скором вылете скептически и, естественно, не поверил. Он скорее бы принял на веру тот факт, что я остепенился и нашёл работу. Мне понадобился минимально тормознутый компьютер, а также принтер, способный чётко печатать. За неимением подобной роскоши я и обратился к вроде как своему лучшему другу.
Вамп жил в добропорядочной семье из пяти человек, не включающей тех родственников, которые то и дело гостили у них в квартире долгие месяцы. Быт этих людей был самым что ни на есть заурядным и размеренным. Никто из них не мог случайно попасть в такую ситуацию, где пришлось бы огревать по затылку депутата - а Киреев, как выяснилось, всё-таки был каким-то мелким политиком. Однажды мне выпала честь беседовать с матерью Саши с глазу на глаз. Я не нашёл в этой женщине ничего примечательного и интересного; по обрывкам воспоминаний она и сейчас кажется мне довольно блеклой фигурой. Аккуратная и чистоплотная домохозяйка ничем не выделялась из толпы её сверстниц, разве что раздражающей правильностью и перфекционизмом. Помнится, нам не очем было разговаривать. Конечно, можно аргументировать отсутствие общих тем существенной разницей в возрасте, однако, как мне показалось, Сашина мама не настолько стара, чтобы повязать на голове цветастый платок и начать вязать носки на лавочке перед подъездом. В сорок с лишним лет человек должен иметь за плечами обширный жизненный опыт и уметь поддержать беседу. Или хотя бы уметь высказать свою точку зрения на поднятый собеседником вопрос. Эта идеальная домохозяйка, очевидно, не представляла, как можно говорить о чём-то, кроме бытовых проблем. Она отвечала мне односложно, при этом улыбаясь так, как улыбаются чудаку или неуравновешенному психу: вежливо, мягко, натянуто и пытаясь не вызвать опасный всплеск эмоций. У неё на лбу было написано: "Во всём соглашайся, сделай широкую лыбу и кивай головой, пока она не отвалится". Неужели я выгляжу таким дикарём, который одним своим внешним видом смущает женщин?
Отца Саши я никогда не видел даже мельком. Он круглосуточно пропадал на высокооплачиваемой работе и, по-моему, переехал в свой офис. В этой тошнотворно милой семейке было два приёмных ребёнка - девочка с мальчиком, чей возраст, как я помню, находился в пределам семи-десяти лет. Ясноглазые и светловолосые бестии вели себя омерзительно, вытворяли феерические гадости и пакостили старшему брату, а стоило только на горизонте появиться кому-то из родителей, как они надевали овечью шкуру. Вамп страдал от этих мелких, слюнявых Ублюдков не меньше, чем из-за взрослых особей. И самым противным было то, что мать в упор не замечала их выходок, что казалось мне несправедливым по отношению к моему другу.