— Кажется, я тот третий, который лишний? — спросил Альберт у луны, ласково светившей свысока.
Джо снова понурился, ничего не отвечал. Мисс Хьюз по-прежнему обнимала его.
— Что ж, в таком случае спокойной ночи, — проговорил Альберт и, вежливо отдав честь, удалился.
Они остались вдвоем.
Мисс Хьюз крепче сжала талию Джо и потянула его с дороги на тропинку. Молча пошли они по ней. Ночной воздух был напоен ароматами цветущей дикой вишни и первых колокольчиков. К чему нарушать словами обаяние такой ночи? Где-то заливался соловей; они шли, и пение его становилось все ближе, ближе, пока наконец они не встали у темных кустов, где в гуще листвы затаился певец. Неожиданно и властно пустил он первое колено — словно искрами сыпанул в темноту. На мгновение затих. И тут же начал выводить другие — томные, задушу берущие низкие ноты, замер на них и вдруг вырвал густой высокой трелью, снова сыпанул ноты-искры, снова примолк. Мисс Хьюз повернулась лицом к Джо, снизу вверх заглянула ему в глаза. Лицо ее было освещено луной, на губах играла лукавая улыбка. Его охватила ярость и — беспомощность. Она положила ему на талию вторую руку и прижалась к нему с податливой силой, от которой все его тело сделалось ватным…
Альберт между тем ждал товарища дома. Он накинул на плечи шинель — огонь в очаге погас, а давняя малярия напомнила о себе. Несколько раз он брался за газеты — «Дейли миррор» и «Дейли скетч», — однако смысл заголовков ускользал от него. Время тянулось. Альберт начал во весь рот зевать, пару раз даже клюнул носом. Наконец явился Джо.
Альберт с пристрастием его оглядел. Лицо Джо было мрачно, брови нахмурены.
— Все в порядке, мой мальчик? — спросил Альберт.
Джо буркнул в ответ что-то невнятное. Больше от него ничего нельзя было добиться. С тем и улеглись спать.
На следующий день Джо был молчалив, замкнут. Альберт пытался его растормошить, но безуспешно. В шесть часов, после чая, Альберт предложил прогуляться возле дома.
— Не могу, мне надо кое-куда сходить, — сказал Джо.
— Куда? К макаке в хаки? — спросил Альберт.
Джо ничего не ответил, только еще сильнее нахмурился.
Так и пошли один за другим дни. Почти каждый вечер Джо уходил из дома и возвращался поздно. Был он хмур, неразговорчив, в лице его появилось что-то жесткое и вместе стыдливое; все чаще ронял он голову на грудь, глядел исподлобья, пряча в глазах опасный огонек. И уже далеко не так отлично ладили они с Альбертом. Потому что Альберт, несмотря на все свое балагурство, стал раздражительным и вспыльчивым. Замкнутость, угрюмость младшего товарища, а пуще всего скрытность, нежелание делиться чувствами действовали Альберту на нервы. И Альбертово балагурство делалось все менее безобидным. Бросит язвительную реплику, а Джо отвернется с невозмутимым видом, лишь в глазах вспыхнет искра. А иной раз Джо ответит взвинченно, с непривычным, подлинным остроумием, затмевая самого Альберта.
Мисс Хьюз, как и раньше, привозила на станцию сено; Альберт называл ее Макака в хаки, разумеется за глаза. В действительности она была настолько хороша, что, казалось, от нее исходит сияние. Кроме того, Альберт ее в некотором роде побаивался. Когда перегружали сено, она редко обращалась к Джо, и тот всегда работал, отвернувшись от нее. Он словно похудел, сгорбился, и все же гибкая его фигура была нежно-привлекательна, особенно со спины. На лице же, загорелом, истончившемся, потемневшем, появился отпечаток странной, слегка зловещей красоты.
— Эй, Джо, — резко окликнул его однажды капрал, — что стоишь зеваешь? Жуков в сене ищешь?
Джо повернулся быстро, чуть ли не угрожающе и взялся за работу.
— Вы не находите, мисс Хьюз, что малый стал сам на себя не похож? Что с ним такое? Может, его обидела какая-нибудь загадочная макака в хаки?
— Нет, сдается мне, здесь не хаки, а хаханьки виноваты, — дерзко и находчиво ответила женщина. — Есть такие люди, поговорят с тобой, как сенной трухи тебе за ворот…
— Какие ж такие люди? — осведомился Альберт. Ч то за туманный намек?
— Не скажу, на то он и туманный.
Джо во время этой остроумной перепалки молчал, но на лице его проступил темный румянец. Он глядел на легко и споро работавшую женщину, глядел пытливо, и что-то в выражении его лица напоминало пса, который собирается укусить…
Нервы у Альберта были напряжены до предела, и воскресным вечером, когда Джо вернулся домой еще более хмурый, чем всегда, капрал твердо решил — надо поговорить начистоту.
Молодой человек отправился наверх спать, Альберт пошел за ним. Войдя в комнату следом, плотно затворил дверь, сел на постель и какое-то время молча смотрел, как Джо освобождается от обмоток. Наконец заговорил непривычным — без насмешливых, но и без командных ноток — голосом:
— Что с тобой происходит, парень?
Джо дернулся и на миг замер, словно настигнутый пулей. Потом, не отвечая и не поднимая глаз, вернулся к своему занятию.
— Слышишь или нет, что тебя спрашивают? — сказал Альберт, начиная злиться.
— Да, слышу, — отвечал Джо, сгибаясь к самым ступням и от натуги краснея.
— Что ж тогда не отвечаешь?
Джо выпрямился и долго искоса смотрел на капрала. Затем вскинул взор в потолок и стал изучать трещину.
Капрал, проницательно наблюдавший за ним, произнес иронически:
— Ну и?..
Джо еще раз пристально посмотрел на капрала. Тот слегка улыбался, впрочем, по-доброму. Тогда Джо сказал тихим недрогнувшим голосом:
— На днях будет убийство, я точно знаю.
— Да ну? Среди бела дня? — принялся было острить Альберт, но тут же осекся, подошел к Джо и, присев рядом с ним, ласково положил руку на плечи: — Что происходит, парень? Можешь мне довериться. Ну?
Джо повернулся и, с каким-то даже любопытством глянув в так близко оказавшееся лицо Альберта, коротко ответил:
— Ничего не происходит.
Альберт удивленно нахмурился.
— О каком же тогда убийстве речь? Кого собираются убивать? И кто убийца? Ты или, может, я? — Он ласково улыбнулся Джо, одновременно пристально посмотрев ему в глаза. В странном оцепенении пребывал Джо, взгляд его был неподвижный, с опасным огоньком. Но вот под твердым взором Альберта огонек этот стал гаснуть; Джо словно пробуждался от чар. Он плавно повернул голову и сказал с ожесточением и обидой:
— Я ее не хочу.
— Ну и слава Богу, — сказал Альберт. — Зачем же ты тогда к ней ходишь?
Джо не ответил. Все, видно, было не так-то просто. Альберт сказал:
— А чем она, собственно, плоха, малыш? Девка хоть куда. Я тебе даже завидовал, вот, думаю, повезло.
— Не хочу я ее! — проговорил Джо свирепо и отрывисто, как пролаял.
— Ну, так скажи ей об этом, и дело с концом, — посоветовал Альберт и выжидательно замолчал. Не услышав от Джо ни слова, спросил: — Почему бы не сказать?
— Потому что не сказать, — обреченно произнес Джо.
Альберт в задумчивости почесал затылок, потом объявил:
— Сердце, парень, у тебя слишком мягкое, вот что. Жесткости не хватает, все равно как клинку закала…
Говоря так, он нежно обнял младшего товарища. И Джо как будто подался к нему.
— Когда у тебя опять свидание?
Ответа долго не было.
— Так когда, малыш? — еще раз ласково, но настойчиво поинтересовался капрал.
— Завтра, — нехотя признался Джо.
— Тогда позволь мне пойти вместо тебя. Хорошо?..
Назавтра было воскресенье. День выдался солнечный, однако к вечеру похолодало. Небо было по-весеннему серо-голубое, ярко зеленела свежая листва, а вот воздух был студеным и каким-то гнетущим. Альберт бодро шагал по белой дороге в сторону Били. Пройдя сквозь лиственичные посадки, он повернул на узкий проселок, с боков которого свешивались в пыль голубые цветы вероники. Он помахивал тросточкой; смешанные чувства обуревали его. Спустя время он развернулся и пошел обратно.
Но вскоре увидел, что к нему направляется молодая женщина в широкополой соломенной шляпе и свободном, развевающемся на ходу платье серого, с отливом, бархата. Она приближалась медленно, неотвратимо. Поравнявшись с ней, Альберт едва не споткнулся. Браво отдал честь. Она заглянула ему в глаза — его ушлое, подвижное лицо в легких морщинах побагровело.