Выбрать главу
Как с любимым в тесном объятье слит, Он не может сбросить любви оков.
Он чужого племени — но всегда От превратностей защитить готов.
Хоть в глазах людей он высок ценой, Но дарящий выше своих даров!
Клянусь, людская хвала — слова, А ты поистине сущность слов!

Все дали просящему сколько у них было с собой, и он пошел прочь, громко восхваляя нас, а я последовал за ним. Наконец уединение позволило ему открыть лицо — и оказалось, что это, клянусь Богом, наш шейх Абу-л-Фатх Александриец, а этот газеленок — его отпрыск. Тогда я спросил его:

Старик Абу-л-Фатх, отчего ты молчишь, Ни слова приветствия не говоришь?

Он ответил:

Любезен, как друг, я в гостях у друзей, Зато на дороге я тих, словно мышь.

И я понял, что он не хочет со мною разговаривать, отстал от него и удалился.

КАЗВИНСКАЯ МАКАМА

(восемнадцатая)

Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

К границам Казвина вместе с другими отправился я в поход, шел тогда семьдесят пятый год[60]. Дорога то подымала нас на вершину, то опускала в низину, пока наконец не привела в одно селенье. Полуденный зной заставил нас укрыться в тени кустов тамариска, где протекал ручей — словно лента блестящей парчи, чистый, как язычок свечи; он по камням струился, змейкой вился. Мы поели сколько могли, в тени устроились и отдохнуть прилегли. Но не успел овладеть нами сон, как мы услышали голос противней, чем крик осленка, и шорох шагов легче шагов верблюжонка, а вслед за этим раздались звуки барабана громкие, словно львиный рык, — тут уж все встрепенулись и проснулись.

Я широко раскрыл глаза, стараясь разглядеть пришельца, но его скрывали от меня деревья. Я прислушался — и вот какие стихи произносил он в такт барабанному бою:

Я прибегаю к помощи Аллаха, И к области обширной, плодородной,
И к райскому возвышенному саду, Где спелые плоды висят свободно.
О люди! Я неверие отринул И бросил край, Аллаху неугодный.
А сколько дней я был далек от веры, Как я грешил, язычник сумасбродный!
Я пил вино, я жадно ел свинину[61], Был чревом сыт, но дух мой был голодный.
И Бог меня на верный путь направил И прочь увел из пустоши бесплодной.
Читал тайком от родичей молитвы, Стараясь жизнь вести богоугодно.
К Каабе не решался повернуться — Боялся разбудить я гнев народный.
Измученный дневною суетою, Молился я тогда в ночи холодной:
«О Боже, забери меня отсюда, Я им чужой, ни с кем из них не сходный!»
От них бежал я ночью, а со мною — Одна решимость да мешок походный.
Младенцы поседели бы от страха Там, где я шел пустынею безводной.
И наконец обрел покой душевный — Я прибыл в царство веры благородной!
Теперь я возношу хвалу усердно: Прозренье — дар от Бога превосходный.

О люди! Не любовь земная сюда меня привела, не бедность меня доняла, нет, я покинул виноградники и сады, и дев удивительной красоты, и родню, и верных рабов, объезженных скакунов, шелка разноцветные, богатства несметные — все оставил, что прежде любил, руку правую с левой соединил[62], ушел незаметно, как змея из норы выползает, как птица из гнезда вылетает. Предпочел я веру благам земным и в пути дневной переход сочетал с ночным.

О, если бы искры костра могли его загасить, а камни города нечестивого могли его развалить! В походе на Византию мне помогите и по мере сил поддержите. К лишним тратам себя не принуждайте, сколько можете, столько и дайте. Если кто из праведников богат и даст мне тысячу или десять тысяч динаров, я буду рад, но приму и даник[63], не отвергну и финик. Для каждого из вас у меня будет две стрелы: одну из них я приберегу для встречи с Господом, у другой же я кончик заострю, древко расщеплю, лук молитвы во тьме ночной натяну и, в небо пуская стрелу, каждого из вас помяну.

Говорит Иса ибн Хишам:

Его удивительные слова взволновали меня, я покровы сна с себя стряхнул и к остальным примкнул. Пригляделся — и, клянусь Богом, это наш шейх Абу-л-Фатх Александриец стоит и размахивает обнаженным мечом! Правда, внешность свою ухитрился он так поменять, что его очень трудно было узнать. Увидев меня, он подмигнул и сказал:

— Да снизойдет милость Божья на того, кто от длинного шлейфа нам кое-что уделил и нас по возможностям своим одарил.

Затем он взял то, что ему было дано, и ушел, я — за ним, а когда мы остались наедине, спросил:

— Ты набатейского рода[64]?

Он ответил:

Все зависит от времени — Неужель до сих пор не знал?
По его повелению Я свой род на другой сменял.
Набатеем был с вечера, А наутро арабом стал.

САСАНСКАЯ МАКАМА

(девятнадцатая)

Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

Любовь к путешествиям меня привела в Дамаск. Вот как-то раз подхожу я к дому — и вдруг предо мной люди из Бану Сасан[65] шумной толпой встали стеной, у всех одежда окрашена охрой, голова обвита чалмой. Они под мышкой камни держали и оттуда их доставали, когда принимались милостыню просить, чтобы в грудь себя ими бить. А когда предводитель их к ним обращался, каждый в лад ему откликался. Он взывал — и каждый ему отвечал. Увидев меня, предводитель сказал:

Хочу я лепешку свежую, Как следует пропеченную,
К лепешке — зелень отборную, И соль, хорошо измельченную,
И уксус, крепко настоенный, А с ним — и мяса вареного:
Ягненка или козленочка, От груди едва отлученного.
И дай мне воды холодной В красивом кубке точеном,
Кувшин вина принеси мне — Хочу уснуть опьяненным.
И нужен мне виночерпий — Красавец, радость влюбленному.
Хочу я рубаху с джуббой[66] И с чалмой удлиненною,
Хочу я сандалии прочные — Ходить в места отдаленные,
Хочу я гребень, и бритву, И ковш, и мочалку крученую.
Иль стань хозяином щедрым, А я — к тебе приглашенным.
Мне хватит — разве я буду Попрошайкой бесцеремонным?
вернуться

60

Семьдесят пятый год [хиджры] — 694 г.н.э. В это время Казвин был одной из крайних точек мусульманского государства. Однако герои макам живут в другую эпоху. По мнению Прендергаста (78)*, в виду имеется 375 г.х. (985 н.э.). Эта дата подходит по времени, хотя в этот год ни одного похода к северо-восточным пределам халифата не было.

* The Māqāmat of Badī' al-Zamān al-Hamadhānī / Translated from the Arabic with an introduction and notes… by W.J.Prendergast. London; Dublin, 1973.

вернуться

61

Я пил вино, я жадно ел свинину. — Как известно, и то и другое в исламе строго запрещено.

вернуться

62

Руку правую с левой соединил — иносказательное выражение, которому Мухаммад 'Абдо* дает два возможных толкования: а) ушел с пустыми руками (так как в противном случае их соединить невозможно), б) собрал все свои силы.

*Ал-Хамадāнӣ, Абӯ-л-Фадл. Ал-Макāмāт / Каддама лахā ва шараха гавāмидахā... Мухаммад 'Абдо. Бейрут, 1973. — 89, примеч. 9.

вернуться

63

Даник — мелкая монета, равная 1/6 дирхема.

вернуться

64

Ты набатейского рода? — Набатеи (ан-набӣт) — так средневековые арабы называли оседлых сельских жителей, населявших, в частности, низменность ал-Батих между Васитом и Басрой, воспринимая их как чужаков-иноплеменцев.

вернуться

65

Бану Сасан («Дети Сасана») — По легенде, это прозвище восходит к имени родоначальника 4-й династии персидских царей — Сасанидов. Согласно этой легенде, Сасан в юности был изгнан его отцом Бахманом, ушел в горы к курдам, где собирались бездомные бродяги, стал их предводителем и некоторое время прожил среди них.

вернуться

66

Джубба — широкая верхняя одежда.