Выбрать главу
Как сор на воде, душа всплывает в последний час И вновь опускается в предсмертном мучении.

До каких же пор ты будешь земные нужды заплатами будущей жизни латать и собственные желания как верблюда седлать? Я вижу, ты в своих убеждениях слаб, жизни земной покорный раб! Неужели такой приказ был тебе Богом дан? Неужели это заповедал святой Коран?

Ты вечное рушишь и возводишь непрочное — Дохода от этого не жди, не получится.
Коль ты не творил добра, найдешь ли в предсмертный час Того, кто за грешника пред Богом поручится?
Согласен ты жизнь прожить в богатстве и почестях, Оставивши душу от безверия мучиться?

Говорит Иса ибн Хишам:

Я спросил у одного из присутствовавших:

— Кто это?

Он ответил:

— Чужеземец, который явился неизвестно откуда, и я его не знаю. Впрочем, не следует торопиться: к концу его речи, может быть, все прояснится.

Я стал ждать, а проповедник тем временем подошел к концу речи и завершил ее так:

— Украшайте знание делом, благодарите Божье могущество за прощение и придерживайтесь чистоты ради спасения. Оставьте тревоги, Бог простит мне и вам.

Затем он хотел уйти, а я пошел за ним и спросил:

— Кто ты, о шейх?

Он ответил:

— Хвала Богу, мало того, что ты считаешь, будто внешность моя переменилась, так ты еще делаешь вид, что мы незнакомы! Я — Абу-л-Фатх Александриец.

Я сказал:

— Храни тебя Бог, откуда эти седины?

Он ответил:

Зловредные, но молчаливые гости, Они нас о будущем предупреждают,
Предвестники старости, тлена и смерти, Не могут уйти они — нас поджидают!

АСВАДСКАЯ МАКАМА

(двадцать седьмая)

Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

На меня пало подозрение в краже денег, и бежал я — изгой отныне, — долго скитался по пустыне и вдруг на месте ровном и гладком увидел палатку. Мальчишки у самой палатки играли — кучки песка разгребали. Один из них то и дело произносил стихи, подходящие к случаю, но так хорошо отделанные, что не верилось, будто мальчик их тут же придумывает сам. Мне показалось, он не таков, чтобы сразу столько соткать стихов, и я спросил его:

— Эй, мальчик, ты сам стихи сочиняешь или чужие на память читаешь?

В ответ он продекламировал:

Считаешь, для таких стихов я молод, И на меня глядишь ты удивленно,
Но мой шайтан — эмир всех прочих джиннов[96], В поэзии изрядно искушенных,
Все тонкости ее он преподал мне. Иди себе, ответом умудренный.

Я сказал:

— О сын арабов! Меня привел сюда страх. Можно ли найти здесь убежище или угощение?

Он ответил:

— Ты пришел в дом, где путника защищают и хорошо угощают.

Тут он встал, потянул меня за рукав, повел к палатке, завеса которой была спущена, и позвал:

— Эй, сестрица, выйди сюда! Вот сосед наш, который родными отринут, близкими кинут, властями обижен и унижен. Весть о нас до него дошла, наша добрая слава сюда привела. Окажи ему покровительство!

Девушка откликнулась без промедления:

О ты, горожанин, успокойся и радуйся: Ты в доме ал-Асвада[97] — конец всем скитаниям!
У самого славного в маадде и в ярубе[98] И самого верного своим обещаниям.
Соседу поможет он копьем и мечом своим, Соседа поддержит он и щедрым даянием.
И смерть, и дары в его руках — как два облака, Смиренно послушные его приказаниям.
Он йеменец племени старинного, знатного, И лоб его светится чистейшим сиянием.
Войди же в палатку для гостей: там их семеро — Дополнит до четного твое пребывание.

И мальчик ввел меня в палатку, на которую она указала. Я увидел там семь человек, и среди них тут же узнал Абу-л-Фатха Александрийца.

Я воскликнул:

— Горе тебе! Как это ты здесь оказался?

И он ответил стихами:

Ал-Асвад, сын Кинана, дал мне приют, Все, что давно искал везде, — взял я тут.
Я им сказал, что я боюсь недругов, Пообещавших, что мою кровь прольют.
Простится хитрость бедняку слабому, Коль руку помощи за то подадут,
Коли оденут и накормят его И отпечаток нищеты изведут.
Ты у судьбы бери дары чистые, Пока ты жив, пока тебе их дают.
Пока хоть капля молока в вымени — Дои верблюдицу, не трать зря минут!

Говорит Иса ибн Хишам:

Я сказал:

— Хвала Богу! Какими только греховными дорогами ты не ходил!

Потом мы прожили некоторое время в этом доме под покровительством хозяев, а когда почувствовали себя в безопасности, разошлись: он отправился на восток, я — на запад.

ИРАКСКАЯ МАКАМА

(двадцать восьмая)

Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

В погоне за адабом[99] по многим странам я скитался, пока в Ираке не оказался. Я изучил диваны всех поэтов и был уверен, что любая стрела из моего лука попадет в цель. Я осел в Багдаде и однажды, когда я проходил по берегу Тигра, мне попался на глаза какой-то юноша в лохмотьях. Он просил милостыню, но люди ему не подавали; меня же восхитило его красноречие. Я подошел к нему и спросил, откуда он родом и где его дом. Он ответил:

— Я из племени Абс, а родом из Александрии.

Я сказал:

— Какие прекрасные слышу речи я! Откуда такое красноречие?

Он ответил:

— От науки, верблюдиц которой я укрощал и моря которой переплывал.

— Какой же из наук ты украшен?

— У меня в каждом колчане есть стрела. Какую ты предпочитаешь?

— Поэзию.

Тогда он заговорил так:

— Скажи, есть ли у арабов какой-нибудь стих, который в прозу не превращается? И есть ли хвала, предмет которой скрывается? И есть ли у них такой стих, содержание которого неприлично, зато он скроен отлично? У какого стиха слезы не иссякают? Какой стих тяжело ступает? В каком стихе первое полустишие ранит, второе же — исцеляет? Какой стих не так опасен, как угрожает? В каком стихе песка больше, чем в пустыне?

Скажи, какой стих рот щербатый напоминает или зазубренную пилу заменяет? А в каком тебя обрадует начало и огорчит конец? В каком стихе то, что скрыто внутри, пощечиной тебя наградит, а то, что снаружи, обманет и удивит? А в каком стихе ты сомневаешься, пока до конца его не добираешься? Какого стиха нельзя касаться, а в каком полустишия могут местами меняться? Какой стих длиннее ему подобных, словно они по размеру не сходны? Какой стих одною лишь буквой унижается, а заменишь ее — смысл его полностью преображается?

вернуться

96

Но мой шайтан — эмир всех прочих джиннов. — В старинной арабской традиции существует представление, что поэты связаны с потусторонними силами и у каждого есть свой джинн, который его вдохновляет и дает ему силу.

вернуться

97

Ал-Асвад — имеется в виду ал-Асвад ибн Кинан — известный своей щедростью бедуинский шейх.

вернуться

98

У самого славного в маадде и в ярубе — то есть у самого славного и среди северных арабов, и среди южных.

вернуться

99

Адаб — Адӣб — человек, владеющий адабом, то есть совокупностью разнообразных (в первую очередь — филологических) знаний, красноречия, норм морали и поведения, которые считались необходимыми для каждого образованного человека.

(Подробнее см.:

Арабская средневековая культура и литература: Сб. ст. зарубежных ученых / Сост. и предисл. И. М. Фильштинского. М., 1978. — 62—64 (Ш. Пелла. Вариации на тему адаба);

Восходы лун на стоянках веселья / Пер. с араб., сост., предисл., примеч. А.Долининой. Л., 1983. — 5—19.)