Я спросил:
— Кто же этот царь, превосходный и благородный?
Он сказал:
— Как вообразить то, чего не бывает, как высказать то, чего ум не воспринимает? Найдется ли царь, презирающий тех, кто, дирхемы раздавая, хочет снискать успех? Ведь он сам лишь золотом одаряет, не менее тысячи — и всем хватает! Динары он раздает с любовью, его огорчает только злословье! Как же такие дары казну его не разрушают, если один лишь миль[196] гору сурьмы уменьшает?! Скажи, ты когда-нибудь падал ниц пред тем, чья щедрость не знает границ, чьи мысли — над мудростью превосходство, чьи нравы — сплошное благородство, кто происходит от предков достойных и потомков оставляет пристойных, кто праведной вере беззаветно привержен, кем противник во прах повержен?!
ЖЕЛТАЯ МАКАМА
(сорок шестая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Когда я возвращался домой из хаджжа, ко мне подошел какой-то юноша и сказал:
— У меня есть мужчина, которого воспитала чужбина. К семье желтолицых он себя причисляет, к неверию призывает, танцем на пальцах забавляет[197]. К тебе привело меня соображение представить тебе его положение: этот мой желтолицый сватает у тебя девицу[198], вызывающую у всех восхищение и вожделение. Если ты согласишься, у них появится отпрыск[199], который заполонит все страны, все стихии морские, все уши людские. Когда же ты покрывало дороги скатаешь и нитку пути до конца смотаешь, увидишь: тебя он опередил! Ну, какого ответа я заслужил — у себя оставляешь девицу или рука твоя увлажнится?
Говорит Иса ибн Хишам:
Искусной речи его я подивился и выполнить просьбу согласился. Он взял монету из моих рук и продекламировал:
САРИЙСКАЯ МАКАМА
(сорок седьмая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Когда в Сарийе[200] мы были в доме вали[201], вошел к нему юноша, распространявший вокруг себя аромат шафрана. Все бывшие в зале сразу вскочили, на почетное место его усадили, а спросить его имя мне помешала робость. Юноша заговорил, обращаясь к вали:
— Ну как, приложил ты старание, чтобы выполнить вчерашнее обещание, или оставил его забытым, забвенным?
Вали ответил:
— Упаси меня Боже о нем забыть, но мне помешала в этом деле причина, которую нельзя объяснить и рану которой не излечить.
Юноша возмутился:
— Послушай-ка, слишком ты это дело затянул! Я вижу, твое «завтра» все равно что «сегодня», а «сегодня» все равно что «вчера». Словно дерево ал-хилаф[202] твой ответ: цветы красивы, а плодов-то и нет!
Тут я прервал его:
— Да сохранит тебя Бог! Не Александриец ли ты?
Он ответил:
— Пусть Бог и тебя сохранит и твою отменную догадливость укрепит!
Я обрадовался:
— Добро пожаловать, повелитель красноречивых, предмет желаний всех благородных, учтивых! Я тебя повсюду искал, наконец нашел — за крыло поймал!
И мы отправились из ас-Сарийи и шли вместе, пока меня плоскогорье не поманило, а его низина не поглотила. Настал расставанья нашего срок: пошел он на запад, я — на восток. И сказал я ему вслед:
ТАМИМСКАЯ МАКАМА
(сорок восьмая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Меня назначили управлять одним из вилайетов[205] Сирии, а вазиром туда назначен был Сад ибн Бадр из племени фазара, что зря не растратит ни динара; начальником почты — Ахмад ибн Валид, он своей честностью знаменит; жалобы разбирал Халаф ибн Салим, которого мы за справедливость хвалим; назначили в диван переписки араба из племени саваба, сирийца поставили над казной, чтобы оплошности не допустил ни одной.
И стал этот вилайет средоточием людей благородных и местом, где они останавливаются. Прибывали они туда один за другим, так что в глазах рябило и в сердце не хватало места для всех.
Среди прибывших туда был Абу-н-Нада ат-Тамими, но ничьи глаза на нем не остановились и ничьи сердца ему не открылись. Вошел он однажды ко мне, и я по заслугам его оценил, в центре зала его усадил и затем спросил, на что устаз[206] уповает и как его жизнь протекает.
Он огляделся вокруг и сказал:
— Среди утрат, в унижении, среди низких, в презрении — так моя жизнь течет, а люди вокруг — словно ослиный помет: удача понюхает их — они смердят, хочет помочь им — а они не хотят. Клянусь Богом, поглядел я на них — и что же? Только лицом и одеждой они на людей похожи!
И закончил такими стихами:
ВИННАЯ МАКАМА
(сорок девятая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Был я в молодости кроток нравом и поведением, тверд в суждениях и не заслуживал осуждения. Весы своего ума я держал в равновесии, знал, когда оставаться серьезным, а когда куролесить. Завел я себе друзей, одних — для сердечного общения, других же — для развлечения. Дни я для дела предназначал, а ночи за чашей коротал.
Однажды вечером собрались у меня друзья закадычные, к беседе привычные, острословы отличные. Звезды чаш мы по кругу пустили, пили и все кувшины опустошили. И тогда подумалось нам: надо кровь отворить большим бурдюкам. Мы выпустили душу одного из них, и он остался словно раковина, жемчужины лишенная, или город, от жителей опустошенный. Когда обнаружили мы подобное положение, потянули нас злонамеренные побуждения в дом торговки вином.
Ночь одета была зеленым парчовым плащом, волны мрака перекатывались кругом. Мы пустились в плаванье по этому морю, но призыв к молитве услышали вскоре. Тут поклонники дьявола отступили и на зов муэдзина поспешили. Встали мы в первый ряд, куда становятся праведники, когда молитву творят, как люди солидные и достойные, с движеньями взвешенными и спокойными. Ведь любому товару место свое назначается и любому делу время определяется.
198
199
203
Xалаф — Халаф ибн Ахмад, сиджистанский правитель из династии Саффаридов (963—1003), у которого в 990-х гг. служил ал-Хамадани (см. предисловие).