— Слышали, господа? Деникина три раза с английского крейсера снимали офицеры: он первый удрать норовит! — кричал кто-то.
— Вранье! — отвечали другие. — Деникин держится молодцом. Это провокация!
— «Молодцом!» Небось он уже по морю плывет, пока мы здесь подыхаем! — перебивали третьи. — Сколько народу под расстрел подвел!
Споры и шум не прекращались. Следопыт, потолкавшись в толпе, на всякий случай зашел в уборную. Конечно, он не ждал найти там условленную надпись: он привык уже к мысли о том, что потерял своих друзей безвозвратно.
Каков же был его восторг, когда направо от двери он тотчас заметил буквы Л. Б. и коротенькую надпись. Слезы волнения застлали ему глаза, и он едва различил следующее сообщение:
«Л. Б. Едем в Керчь кушать селедку. 13 января 1920 г.».
— Ах, я дурак! — вскрикнул Макар, хватаясь за голову. — И как я только мог не понять такой простой штуки! Конечно, в Керчь! Вот что значила селедочная голова! Как я забыл про керченские селедки, про знаменитые селедки! Едут туда, где много сельдей! Дурак, дурак, опростоволосился!
Совсем расстроенный и убитый вышел он из уборной, ругая на чем свет стоит свою несообразительность.
— В Керчь, в Керчь! — повторял он про себя. — Но кого же я там найду теперь? Два месяца уже прошло!.. Но неужто же бросить дело, когда след опять найден? Эх, была — не была, поеду в Керчь. Если там не найду, тогда айда в Красную армию!
Он переночевал возле вокзала и на рассвете отправился в порт. Эвакуация шла полным ходом; последние корабли уплывали, и огромная толпа не попавших на них металась в панике по берегу. Происходили ужасные сцены: раненый офицер с женой не могли попасть на пароход; долго они безнадежно пробивались сквозь толпу, но пароход отчалил. Тогда в отчаянии офицер выхватил револьвер и застрелился. Сердце Макара содрогнулось.
— Неужто легче помереть, чем красным в руки попасть? — спросил он молодого солдата, хмуро глядевшего на мертвого и на жену, бившуюся в рыданиях подле мужа.
— Как кому, — уклончиво ответил тот. — Стало быть, боялся, нагрешил супротив товарищей. Э, брат, что тут толковать: год назад здесь распевали «Яблочко»:
Пароходы идут с самоварами, Будем рыбу кормить комиссарами.А нынче уж песня не та, нынче на другой голос поется:
Пароходы идут с колокольцами, Будем рыбку кормить добровольцами.Стало быть, Рассея не дозволила, к себе нас не допустила: отчаливай — мол!
— С какими колокольцами? — спросил Макар.
— С деньгами ихними: на них царь-колокол напечатан. Бумаги этой — хоть пароход грузи, а какая ей цена?
— А то еще поется, — вставил другой солдат:
Пароходы плывут с минералами, Будем рыбку кормить генералами— Ну, этим мясом ее не накормишь, — проворчал первый отходя, — они в первую голову наутек пошли.
Однако, это было не совсем верно: очень скоро Макар столкнулся с одним своим старым знакомым; на автомобиле медленно пробирался сквозь толпу плотный старик с каменно-спокойным, упрямым лицом. Следопыт издали узнал его: это был сам главнокомандующий, генерал Деникин. Макар подивился выдержке генерала: в эти минуты он казался равнодушным, будто все происходившее вокруг вовсе его не касалось. Автомобиль утонул в толпе, но мальчику крепко врезался в память этот угрюмый седоватый человек, на голову которого сыпалось сейчас столько проклятий.
Но не одних только проклятий: все ближе и ближе грохотала канонада, и скоро на взволнованный, смятенный город стали падать тяжелые бризантные снаряды красных, увеличивая панику. Приближался конец.
Решив ехать в Керчь, Макар стал пробираться на транспорт, который, по слухам, направлялся туда. Задача оказалась далеко нелегкой. Давили так, что кости трещали и дух спирало в груди. Однако, мальчику удалось вмешаться в полк солдат, и их поток внес его прямо на большой пароход, уже переполненный свыше всякой меры. Это был один из последних транспортов.
Макар видел с борта, как отчаявшиеся уехать конные части отправлялись в горы, ругаясь и проклиная на чем свет стоит, как артиллеристы кидали в море пулеметы и орудия, чтобы не оставлять их неприятелю, а сами лезли на пароходы. Видел брошенных на произвол судьбы лошадей, которые недоумело бродили по улицам, обнюхивая покинутые двуколки и тщетно ища воды. Слышал грохот падающих снарядов, разноголосый звериный вой толпы, рвущейся к морю, — и мурашки пробегали у него по спине.