Танк назывался ПТ-76, то есть плавающий, но гусеницы у него самые что ни на есть настоящие. И броня, и пушка, и всё прочее. Из башни танка в открытом люке торчит по пояс фигура командира танка в чёрном ребристом шлемофоне, и он посредством ТПУ поясняет мехводу, как сделать так, чтоб ненароком не переехать психующего в окопчике курсантика, который изо всех сил слился с землёй, сжимая вспотевшей ладошкой гранату.
Граната, конечно, была не настоящая. Деревянная болванка, окованная стальным цилиндром. Такие даже в любой школе были, ими кидались при сдаче норм ГТО. Не уверен, уже не помню, но, кажись, они были примерно полкило весом.
Танк проезжает; командир танка оглядывается и смотрит назад (не расплющили там подопытного?), а подопытный через больший или меньший промежуток времени исступлённо швыряет гранату, коя глухо стукается о танковую корму или падает сверху на броню моторного отсека. Или возле танка – ибо у нас всегда есть будущие офицеры флота с кривым глазомером и руками из жопы. Вне зависимости от результатов броска зачёт считается сданным, потому что главное – чтобы танк по тебе проехал, а ты обкакался не более чем на сто пятьдесят (если мерить в граммах). И вот так по одному, по одному, а нас там было почти триста человек. Жара, пыль... А мы, кстати, тогда ещё белую робу носили.
Стоп. Я сказал – «человек»? Прошу прощения. Не человек, конечно. Курсантов.
Короче, ездит этот танк туда-сюда по этому конвейеру, и смотреть на всё это интересно ну максимум на первых двадцать, потом надоедает. Народ лежит в сторонке на земле и задумчиво курит, наслаждаясь тем примечательным фактом, что вот ведь какой момент удивительный, аж до невозможного расчудесный, что почему-то не заставляют ни ползать, ни бегать.
И тут занимает окопчик очередной курсант... ай, не скажу фамилию. Какая разница? Пусть это будет просто курсант по прозвищу, ну, допустим, Пряник. Вкогтился в гранату и вперился взглядом в громыхающий танк, который вот уже в семидесятый раз тронулся и поехал одним и тем же маршрутом длиной в сто метров.
А когда на тебя едет танк, и ты нормальный мужик, то в тебе просыпаются сразу и Паршин, и Цыбулько, и Красносельский с Одинцовым. И все панфиловцы числом двадцать восемь. Потому что ну просто до боли в челюстях хочется швырнуть эту гранату в рычащую и попёрдывающую выхлопом здоровенную железяку, пока она на тебя не наехала и не раздавила. Однако правилами зачёта это не предусмотрено – железяка не давила, а просто ехала.
Жара; командир танка в свои ларингофоны сказал мехводу, что вот, мол, всё нормально, что вполне безопасно проехали по очередному гранатометателю, и устало стянул с головы осточертевший шлемофон. Ну, всего-то буквально на полминутки – вспотевшую башку ладонью вытереть. Вот тут-то ему в самый кумпол пряниковская граната и прилетела.
Тук!
И он безвольным мешком свалился внутрь башни, напоследок успев матюкнуться так, что перекрыл рокот боевой машины, и что слышно было, наверно, аж на Мекензиевых горах. Его замотали бинтами и заменили на другого, который не только не снимал шлемофон, но ещё и застегнул его по всем правилам.
Потом здоровенный рыжий капитан, подводя итоги зачёта, особо отметил действия курсанта ... м-м... Пряника, подчеркнув исключительную точность и мощь его броска. Посмеиваясь при этом.
А потом нас опять повели куда-то бегать, ползать и стрелять до самого ужина. Две недели практики в морпехе для будущего морского офицера-ракетчика – это не хухры-мухры. Жуть египетская. Уважаю морпехов. Даже побаиваюсь слегка.
ПРИКАЗАНО ВЫЖИТЬ!
Шлюпочного похода после первого курса не было. А жаль. Было бы здорово прогрести вдоль красивых крымских берегов, да ещё и под парусом. Что-то там где-то в планах учебных переклинило, и не пошли мы вдоль Чёрного моря шлюпарять.
Зато практика на крейсере была ого-го. Традиционный «Мандариновый поход». Да с тремя пожарами. Планировали, кроме Новороссийска, Поти и Батуми, на обратном пути зайти ещё и в Одессу, но командир корабля капитан первого ранга Миленко (который лично тушил третий пожар в посту РЛС «Кливер»), плюнул и велел повернуть в Севастополь, пока совсем не сгорели.
На «Дзержинском» я написал свою первую нормальную песенку «Старый крейсер». Писал, в общем-то, просто так; матросы переписывали её себе в дембельские альбомы, я потом про неё вообще позабыл, и лишь в мае 2010 года неожиданно узнал, что она попала в шеститомник «Крым в поэзии», и что составители сборника автора песенки по Интернету с фонарями разыскивают… Но не будем забегать вперёд.