Ну, здорово! Домой! У любого нормального человека где-то есть, но только тот, кто три месяца болтался на утлом кораблике по Средиземному морю, может оценить великий смысл, сокрытый в одном коротком слове: «ДОМОЙ!»
Да, но валюта!.. Кэп однозначно прав: валюту надо спускать здесь. В Севастополе она по дурацкому волшебству превратится в мало что стоящие «боны» и «серты», на которые в «Берёзке» да «Альбатросе» ничего толком не купишь. Разве что продать один к двенадцати (в лучшем случае). Валюту могут вообще забрать и ни черта не дать взамен. Уже бывало такое. Короче, офицеры и мичмана буйволами ломанулись на берег, и в этот вечер расплавленная за жаркий день Бизерта подверглась одной из самых яростных наших атак.
Товары там – обычная дребедень, редко попадается что-то стоящее, а если вдруг и попадается, то не по карману. Безделушками же уважающий себя моряк баловаться не станет (а там даже презервативы – дрянь), а потому, не сговариваясь, все потратились... на что? Правильно, на апельсины. В течение вечера забили ими корветик от пайол до клотика. И не надо удивляться. Бесплатных апельсинов в Севастополе не было, нет и вряд ли будет. Плюс времени было в обрез, и искать что-то эксклюзивное было просто некогда… а тут апельсины – отборные! – почти на каждом углу...
На переходе домой их почти никто не жрал: эка невидаль после Африки. Берегли для родных и близких (ну, и для спекулятивных целей, чего там греха таить). Апельсины дозревали в каютах, на боевых постах, в погребах и тамбурах, в выгородках и коффердамах.
А перед заходом в базу к нам подлетел катер, и на борт заявились два холёных красавца всё с теми же змеерюмками на красных погонах, капитан и майор. Медики, санитарный надзор. Севастополь-то город чистый, а мы притопали чёрт те откуда, где всякая зараза ползает. Где саранча и огромные тараканы, которые в две глотки сжирают буханку белого хлеба за полчаса. И крысы там везде – а как раз у них-то внутри и сидят эти самые ящур, сифилис и африкано-сибирская язва. Короче: санконтроль. Медики были серьёзны, как монгольская таможня, но, обшарив корабль, сумели обнаружить только опасный контрабандный товар – апельсины. А чего там обнаруживать, когда корабль ими натурально завален.
– Вы чё?! Низя!!! Кто проверял? Где получали? Как – купили?! У кого купили? Сопроводительные документы есть? Накладные? Нету? Вы чё?!
А мы – чё? Ну, апельсины… что такого?
Однако медики были непреклонны. И исполнительны. По радио немедля доложили на берег своему начальству. Начальство на берегу сказало «угу» и дало сутки на устранение замечаний. А ДОМ – вот он, рядом, истекающих жён в бинокуляр видно.
– Да вы обалдели, что ли?! Какая чума? Какая, к херам, малярия? Ну, накупили апельсинчиков... для дома, для семьи – это что, контрабанда?!
– Контрабанда – не наше дело, – сказали медики. – Наше дело – санитария. Апельсины, ага. А отвечать кто будет? Расползутся они по всему городу – а последствия?
– Да какие, ёш твою медь, последствия?! Мы их четыре месяца жрали – хоть бы что! Глумитесь, что ли?!
Медики-педики… ни хрена мы им не доказали. Они сказали, что сию же минуту доложат по радио на берег, а ещё через полчаса рапорт будет лежать на столе командующего флотом. И вся любовь.
Представляете, да? Боевой корабль Краснознамённого Черноморского флота, под завязку заваленный апельсинами. Ну? Что скажет Ком?
А может, за борт их?
– Вы что?! – замахали руками медики. – Эпидемия! Эпизоотия! А-а-а-а!!!
И командир принял единственно верное решение:
– Всем жрать апельсины! Жрать, понятно?! Чтоб за два дня ни одного на борту не было! Устроили тут, бляха-муха! Мичуринцы! Не корабль, а склад фруктовый!
И первый двинул к себе в каюту. Уничтожать собственные запасы. Уж очень ДОМОЙ хотелось...
А меньше четырёх ящиков никто в Бизерте не брал. Команда, давясь, изничтожала запасы контрабандного товара, не пугаясь ни оспы, ни чумы. Чёрт подери, почти двое суток торчали на внешнем рейде. Не переставая, экипаж чистил, чавкал, жевал, глотал. И швырял за борт корки. Корки уплывали в сторону Евпатории. Медики следили, чтоб целые апельсины не летели за борт. С берега спрашивали, чего мы тут застряли. Мы отвечали (и медики тоже), что устраняем замечания.
Завтрак – апельсины. Обед – апельсины. Ужин – апельсины. Между плановыми приёмами пищи – английский ланч и детсадовский полдник. С апельсинчиком. Вечерний чай – само собой, по три фрукта на рыло. К вечеру первого же дня слово «апельсин» бесило, как политзанятия в субботу. Медики уплетали апельсины вместе с нами – знаете, есть такое общеизвестное выражение «на шару». Фрукты-то клёвые были, наливные, ярко-оранжевые, упругие и сочные.