Вот чёрт!..
– Барказ к спуску! Ну-у, штурман!.. Ну, удружил!.. Ну, погоди! – кэп грозит, как в мультике. – Ко мне в каюту только задом, только задом! С циатимом! Понял?! – голова штурмана втянута в плечи настолько, насколько позволяет некрупная штурманская анатомия.
Фигуры тем временем поплавками плавают в воде, потому что буксир уже, как и предполагалось, нормально утоп, пустив на прощание из пучины волшебной величины маслянистый пузырь. Их отпорником вылавливают на барказ. Другого буксира не дали – жмоты они там – и поэтому дальше пришлось кое-как вязаться самим. А впереди – разборы, разборы... М-м! Тоска-а...
...Уже потом заходит в кают-компанию командир БЧ-4, главный корабельный клоун, и устало этак говорит в пустоту, вроде как бы ни к кому и не обращаясь:
– Надо бы завтра на ходовой рубке звёздочку красным цветом набить... И цифру «1» внутри...
– Это ещё зачем? – насторожился командир, судорожно сжав вилку.
– Ну, за подбитый-то буксир...
– Так. За подбитый, да?! В базу придём – все у меня окопы рыть будете!..
Не нравится такой способ утопления буксиров – ну, придумайте свой.
ПАЛАТА НОМЕР ШЕСТЬ
Я живу в доме, а у дома этого четыре этажа и четыре же подъезда (ну, четыре парадных, а то не всем может быть понятно). Так вот, в моём подъезде есть такая квартира номер шесть. А у квартиры есть аура. Её ничем не вычистишь, не выметешь, кроме как, наверно, грамотный священник кадилом и ладаном сможет выжечь. Или шаман. Но священников и шаманов туда не приглашали, и не знаю, наберутся ли они духу в неё хотя бы войти.
Там в начале восьмидесятых лейтенантики жили.
Вам всё ясно? Лей-те-нан-ти-ки.
Слог «лей», замечу я вам, в слове «лейтенант» не просто так имеется.
А квартира такая... давайте-ка я вам сперва её географию распишу. Для понимания. Чтобы стало ясно, почему под одним из окон, выходящих на обратную сторону дома, полуметровыми буквами «ПАЛАТА № 6» было написано. Потом было замазано, снова написано и опять замазано, но проступает. Косметического ремонта наш дом не видел примерно с 1993-го, когда министерство обороны отдало его в жадные лапы администрации нашей деревни и дух перевело. Оно тогда избавлялось, а мы по простоте душевной надеялись, что администрация будет за домом следить не так, как военные. Наши надежды сбылись, только в другую сторону и с точностью до наоборот.
В общем, поднимаешься на второй этаж, налево и прямо. Входишь в коридор. Сразу направо отдельная комната метров на двенадцать. Если налево и опять направо, то камбуз (ну, кухня-кухонька то есть) и разделённый санузел. А если из коридора налево и прямо, то попадаешь в большую комнату, восемнадцать метров примерно, и из неё в ещё две отдельных малюсеньких комнатушки. В общем, вполне себе четырёхкомнатная на двух-трёхдетную семью.
Но селили туда не одну семью, а четыре.
Лейтенантских (я не устану напоминать) семьи. А это, доложу я вам, вовсе не хухры-мухры, как кому-то может по недостатку знания представиться.
Они ж юные, понимаете ли так. Гормоны плещутся и брызгают наружу. Эмоции. Психология социума в замкнутом объёме. Большая комната, как вы, вероятно, уже сообразили, проходная. Вся романтика, весь лейтенантский быт – как на ладошке. Тем, кто в отдельной дальней, попроще, но ведь и им на кухоньку ходить надо. А также в санузел. К ним оттуда, понятно, реже, но тоже было. Ибо гормоны и всё такое прочее, как я уже говорил. Поэтому тайны интима были тайнами интима не сказать чтоб слишком тайными.
Там было всё. И совместные пьянки, от которых содрогался весь дом. И драки. И перекрёстное опыление, под базис которого подводилось понятие «любовь как бурный мимолётный роман». И гости, разумеется, тоже лейтенантики, в том числе и из других частей, а также старшие, и даже с четырьмя звёздочками на вылинявших помятых погонах. И их пассии. Ну и случайные дамы не самого тяжёлого поведения, коих у нас всегда был переизбыток. И всякие гражданские личности, а одним словом, кто угодно. И от эмоций стёкла наружу выгибались.
Там до утра орали песни под гитару и звенели стаканами. Пустые бутылки выносили сумками и мешками. Там выясняли отношения всеми известными способами, а также малоизвестными и не известными вовсе. Там метали в дверь ножи и топоры, там стреляли из пистолета. Там вправляли сломанную ногу, тут же накладывали гипс и продолжали самозабвенно бухать. Там было штук двадцать ключей от входной двери, и никто не знал, у кого есть ещё.