Можно легонько подтолкнуть уснувшего на комсомольском собрании соседа, и в ответ на его помятый сумбурный взгляд с заботливой убедительностью прошептать: «Вовка, тебе слово дали! Давай, чеши!» Вовка встаёт, и идёт к трибуне, спотыкаясь под изумлённым взглядом приумолкшего оратора и всех остальных, мучительно вспоминает повестку дня, и лопается от потуг придумать, чего б такое умное выдать. Особенно эффектны такие номера, когда на собрание приглашён начфак или его зам по политической части – бульдогомордый товарищ, убелённый сединами, отмеченный почётной лысиной, но всё равно безнадёжно тупой.
Летом во время сессии, когда жара, когда в классе все сидят по форме «брюки голый торс», а голова закипает и совершенно отказывается соображать – тут главное не разбудить «отбившегося» товарища. Всё надо делать тихо-тихо, нежно-нежно, очень аккуратно – чтоб не проснулся и не надавал по башке. В это время все остальные плюют на опостылевшие конспекты и с увлечением следят, шёпотом давая советы по содержанию той или иной фрески (сейчас это называется «боди-арт»). После сампо, но перед долгожданным обедом, над училищем разносится гул команды, призывающей всех строиться на организованное купание, и все маршируют на водную станцию. Нет смысла рассказывать, как реагирует всё училище на вид татуированного фломастером третьекурсника, вся спина которого исписана изысканными признаниями в любви к Гале, Свете, Наташе, Зюлейке, всепогодной буфетчице тёте Фросе и всей кафедре электротехники, пиратскими символами, секретными формулами и выражениями мечты служить после выпуска на Аральском море.
Также интересно во время сампо связать вредного дежурного по классу и положить его на шкаф. Правда, этот номер не прокатывает в присутствии старшины класса. А как-то раз Игорь Горелик – был у нас такой хохмач – взял, да и поспорил на сампо с Сашей Симоновым, что тот не успеет раздеться догола за одну минуту, причём точно подгадал время, и дежурный по училищу, проверяя сампо, вошёл как раз тогда, когда Сашенька закончил скоростное оголение и заорал победно: «Йе-есть!!! Йя-я победил!!!» Кап-раз только и сказал: «Ню», а выдрали потом старшину класса (кого ж ещё?).
А как-то раз прознали, что кэп (то бишь, начальник курса) собирается зарулить в ротную баталерку, и срочно побежали туда. А там курсантик-баталер сидел, весёлый такой парнишка; так вот, ему сказали, что если пукнуть на зажжённую спичку, то получится здорово. Он у нас вообще славился умением пукать сколь угодно долго, чем порой веселил всю роту (сейчас его бы а Книгу Гиннесса внесли). Он пердел «отбой» и «бери ложку, бери хлеб», не говоря уж о боевой тревоге. Говорю же – уникум. Короче, он попробовал, и получилось, и так ему это дело понравилось, что он полчаса стоял в позе археолога: чирк – пук, чирк – пук... И счастливо хохотал, покуда дверь не отворилась; и очередной пук, усиленный синей вспышкой пламени, влетел прямо в кэпову физиономию. Оторопевший кэп даже и не нашёл сразу, что сказать, выдав только: «Ну, Клокоцкий, вы новатор!»... И те, кто подглядывал из-за кэповой спины, выпали в долгожданный осадок.
Если дальше развивать эту непищевую тему, то можно припомнить, как притащил кто-то в роту такую весёлую финскую пластмассовую игрушку – коричневую сувенирную какашку. И баллончик к ней прилагался с соответствующим ароматом. Ну и кому на кровать подложили? Правильно. Конечно. Старшине роты, кому ж ещё. И попрыскали-попшикали. И обильно. А то как же.
Есть ещё такая штука, называется «тараканчик». Под простыню витиевато распускается катушка ниток, а свободный конец маскируется снаружи. Когда товарищ уснёт, тянешь за ниточку потихоньку, и товарищ во сне начинает вошкаться с боку на бок, чесаться и всё такое... словом, забавно. Шуточку с двумя стаканами воды мы принципиально не применяли, потому что это пионерские шалости, несолидно. А вот традиционный флотский «мешок» из двух простыней и одеяла, вычитанный у Колбасьева – этому трюку уже лет сто исполнилось, но традиции надо уважать, соблюдать и всячески поддерживать...
Однако всё же верхом пытливой мысли было… Ох, оно было! Ах, как оно было!.. В общем, сперва ведёшь неофита-первокурсника в курсантское кафе «Фрегат», к той самой всепогодной тёте Фросе, да-да, и там старательно кормишь его за свой счёт. Свежей сметанкой, кефиром, иными кисломолочными продуктами... И коржиками. И сочниками. До отвала. Причём карася выбираешь такого, который не крымский, чтоб местной флоры не знал. Это несложно: «Откуда, морячок?» – «Из Во-ологды (Сама-ары, Арха-ангельска)...» – «Худющий-то какой. После маменькиных-то харчей... Кушать, поди, хочешь?» Тот, насупившись, молчит. «Да ладно, братишка… Пошли-ка в кабак, угощу тебя. Меня тоже когда-то так же угощали…» И это, кстати, святая правда – насчёт того, что угощали. Ещё как угощали! Традиция стара, как училище. А когда карасик набивает своё пузцо кефиром и коржиками до отвала, ты ведёшь его в курилку, и лучше возле лаборатории номер два, где в вычислительном центре работают симпатичные выпускницы приборостроительного института, мечтающие выйти замуж за бравого лейтенанта; там угощаешь его, карася, вкусной сигареткой и как бы ненароком показываешь висящие прямо над головой огромные и сочные плоды шелковицы. Шелковица, надо сказать, очень своеобразно действует на человеческий организм, и сигаретка здесь нужна исключительно как катализатор. Шелковица – детонатор. В роли жидкого тротила-гексогена выступает всё съеденное беднягой-первокурсником, включая ещё и полкило катализатора. Ну, оно не сразу, конечно, а минут через пять-семь, но зато стопроцентно, и попытки преодолеть бесполезны. Вот парень залез на древо, сейчас наглотается всласть... шелковица сладенькая такая… О! А вон и девчонки с работы пошли, каблучками длинноногими цокают. Теперь нужно тихо отойти в сторонку, потому что путь их пролегает как раз мимо этой курилки... а нас тут не было. Сверху уже слышны тревожные стоны… Оп! А вот и результат. Бабах! Дррррррысь!!! Девочки, этот букет – вам. А командир 13-й роты глядит с соседней лавочки, курит и улыбается. Небось, годы курсантские вспоминает.