Всю практику пробегали по морям, у стенки почти не стояли. «Беззаветный» заступил в дежурство по флоту, и его куда только не пихали. Стреляли из пушек и торпедами, стреляли ракетами по самолётам и искали «вражескую» подводную лодку, бегали к Босфору и встречали там уже не помню кого, ставили мины. Ту минную постановку я помню очень хорошо. Дело было ночью, я стоял дублёром вахтенного офицера и потел, решая задачи совместного плавания под бдительным и насмешливым наблюдением командира БЧ-1 капитан-лейтенанта Кобышева, здоровенного рыжего детины с огромными волосатыми ручищами. Помню, я удивлялся, как он этими своими «заготовками» умудрялся точить карандаши, да так, что залюбуешься… Мины ставили двумя кораблями; вернее, ставил «Безукоризненный» (тоже 1135) под командованием Юрия Рыкова, а мы шли у него в кильватере и обеспечивали. Горели только дежурные синие огни, оба сторожевика крались во мраке. Всё шло гладко до тех пор, пока на «Безукоризненном» не ушёл под воду матрос: в темноте он пристегнулся не к лееру и не к скобам, которые есть на ПОУКБ, а к якорю мины, и вместе с этой миной встал на заданное углубление, успев только громко крикнуть прежде чем утонуть. Сразу дали «дробь» учебно-боевой минной постановке, врубили свет… пока разобрались, пока сыграли «человек за бортом» и «все вдруг на обратный курс», пока выставили наблюдение… в общем, парня, конечно, не нашли. Увы. Старая поговорка: краснофлотец, не щёлкай ртом. У-вы.
На артиллерийских стрельбах нам доверили по очереди жать на педаль комплекса АК-726. По десять выстрелов на рыло. У Серёги Пошивайло оказалось девять: последний снаряд дал осечку. Артиллеристом был старший лейтенант Нольде, выпускник Каспийской Системы. Он вывел нас, курсантиков, на ют и показал, что он обычно делает в таких случаях: деловито снял галстук и фуражку, забрался в артустановку, вылез оттуда в обнимку с забастовавшим снарядом, подошёл к борту и выкинул его в булькнувшую пучину. Вытер руки об только что безупречную, а теперь уже вымазанную солидолом кремовую рубашку и сказал: «Примерно вот так, ребятульки»…
Перед этим мы сдавали устройство пушки командиру БЧ-2. Сидеть с техописаниями и альбомами рисунков в невозможно душном кубрике не хотелось, поэтому я нашёл тренера из годков – старшину комендоров, весёлого белобрысого сибиряка Сашу Саушкина, который затащил меня в одну из артустановок и за пятнадцать минут своими словами объяснил и показал, как там всё работает, напомнив подзабытое с третьего курса. Саша оказался начинающим виртуозом трёхпалубного флотского мата (заслушаться можно), и у него я неплохо пополнил свой словарный запас. На зачёте командиру БЧ-2 (фамилию не помню, он через полгода к нам на факультет начальником курса пришёл) я так всё и рассказал – примерно сашиными словами, коренные основы которых вообще-то известны всем. Когда я закончил, экзаменатор минуты три молчал, потом спросил, откуда я всего этого набрался; я сказал, что у старшины первой статьи Саушкина, после чего мне тут же поставили зачёт.
А старпомом был капитан-лейтенант Александр Безмельцев. Уже потом я слышал и читал о нём восторженные отзывы – «блестящий офицер» и тому подобное… Однако, когда он громогласно крыл матюгами (притом какими-то уголовными и тускло-серыми, не то что комендор Саушкин) командира кормовой «Осы» лейтенанта Степанова, да при всём экипаже, да так, что было слышно по всей Минной стенке вместе с Графской пристанью, я решил, что вот таким я уж точно никогда не стану, ибо не хочу. Конечно, я могу понять, что нахождение на борту «Отважного» при том страшном взрыве кормовых ракетных погребов вполне могло наложить свой отпечаток на психику, но…
«Беззаветный» был прекрасным кораблём. Было бы неплохо после выпуска попасть на 1135-й. Да.
Перед общагой пятаков – розарий. На розарии растут розы. Поэтому на всех пятаках еле заметный тонкий флёр интеллигентности. Иногда на розарии пасутся училищные ослицы Машка и Светка. Их никто не гоняет.
Пятаки могут ходить в увольнение хоть каждый день. Однако дежурные двойки и залёты по дисциплине продолжают сдерживать пыл рвущихся в город. Рваться есть зачем: кому-то молодую жену ублажать, кому-то младенца нянчить (первых и вторых уже почти половина от всех нас), а остальным – весёлый и беззаботный холостяцкий досуг. Однако пятый курс в курсантском фольклоре именуется именно так: «Отцы и дети».
Ещё один курсовик. И ещё один, почти параллельно. И ещё. Вырисовывается дипломный проект. Руководители курсовиков и дипломов порой озадаченно чешут в затылках – ибо мы чего только не изобретём.