Пух нас не учил. Пух нас лелеял и пестовал. Драл за двойки, за низкие средние баллы, за неглаженые брюки и перешитые бескозырки. Ежедневно, как старательный фельдфебель, проверял у какой-нибудь роты носки и трусы. А присловка его, фраза-паразит «…э-э, понимаете ли так…», стала притчей во языцех, предметом всеобщих гадких шуток.
Помню вахлатистую собачку по кличке Вафлик. Собачка имела привычку вылизывать плевки в курсантских курилках. Так вот, бегал как-то раз Вафлик перед строем всего училища, весело дёргая куцым облезлым хвостиком, а на немытых и нечёсаных его боках кузбасс-лаком было намалёвано: «Пух». Заметим, что старшим офицерам училища просто так не гадят.
Вообще, после определённого количества лет службы мне представляется, что нормальный офицер должен служить максимум до сорока. Дальше в его мозгах может произойти (и очень часто происходит) этакий мыслительный климакс, совершенно необратимые изменения, густо замешанные на сожжённых нервах и угробленном здоровье. Служба ж, она каждый день по голове бьёт, и не газетой, а кувадлой... В момент начала климакса (а его неплохо в самом себе распознать и уловить) надо немедленно ложиться на медкомиссию, а потом попытаться честно взглянуть на себя со стороны. Справедливости ради: срок наступления этого климакса не обязательно сорок лет, можно и в семьдесят оставаться нормальным мужиком и офицером, не впасть в маразм, но это редкость. Кроме того, есть ещё критерий «говнюк – не говнюк», и вот тут мало кто может самого себя определить, практически никто. Зато сбоку...
Короче: были примеры для подражания, а были и антипримеры. Как не стать таким, нас никто не учил, даже они сами. Количество звёзд и просветов на погонах вовсе не есть основа авторитета в глазах подчинённых.
Не на каждого же кап-раза с третьего этажа «машку» бросают. Чего? Что такое «машка»? Это утяжелённый свинцом полотёр для паркетной палубы. Если в башку попадёт, то она вместе с позвоночником высыплется на палубу сквозь уставные трусы и брюки. «Машка» просвистела в двух сантиметрах от пурпурно-жёлтой лысины с тщательно зачёсанными набок редкими пегими волосёнками и отколола здоровенный кусок каменной ступеньки. Виноватых, понятно, не нашли.
Точно так же не нашли виновных в продаже орехового гарнитура. В 1977 году, то бишь во времена всеобщего дефицита, Севастополь наводнили машинописные и рукописные объявления примерно такого содержания: «В связи с отъездом срочно и задёшево продаётся новый чешский ореховый гарнитур; обращаться по телефону такому-то и адресу такому-то в любое время суток…» Они висели на столбах и афишных тумбах. Они невесть как появились в «Славе Севастополя» и во флотском брехунке «Флаг Родины». Такого праздника в училище не было давно. Его не смог затмить даже наш курсант Симонов, вернувшийся из увольнения в белоснежных девичьих трусиках с зелёной оборочкой и вышитой спереди алой клубничкой. Озверевший Пух носился по городу, срывая злосчастные листочки, а они появлялись снова. Бурса пела, а особенно – первый корабельный факультет.
Во время вселенского строевого смотра 13-я рота браво отмаршировала по центральному плацу, чётко печатая шаг под песенку, неожиданно ставшую строевой: «…будто лебеди летели, обронили пух!» Впереди роты гордо трусил всё тот же знаменитый Вафлик со своей приятельницей – чёрной дворнягой Акулой. Хозяин клички, прекрасно о ней осведомлённый, молча рвал и метал на трибуне. Молча и внутренне, потому что внешне надо было стоять около адмирала и отдавать честь ровным шеренгам строя марширующего подразделения. Он и отдавал, наливая кровью рачьи глазки, а придурки-курсантики веселились и откровенно издевались.
А однажды он отправился с вчерашними второкурсниками в дальний поход из Севастополя в Ленинград через Атлантику на серо-железном учебном корабле «Смольный». До Эгейского моря капитан первого ранга Пух отводил душу, охотясь на курсантов, как Жеглов на бандитов. Отлавливал нарушителей по теме и без, за что попало и просто так. И раздавал слонов на каждом утреннем и вечернем построении, больше ничем не занимался. Это быстро всем надоело.