Василевс отдавал себе отчет в том, что в создавшейся ситуации требовался внешний (для Восточной церкви) духовный авторитет, чтобы примирить «игнатиан» с «фотианами», не задействуя ресурс императора: по обыкновению, Василий I желал официально оставаться над событиями. Эта задача казалась тем более сложной для выполнения, что св. Игнатий был еще жив и занимал Константинопольский престол. Но не успел папа ответить на первое (и осторожное) письмо царя, как 23 октября 877 г. св. Игнатий скончался в возрасте 80 лет. Рассказывают, что перед смертью он поинтересовался, какой нынче праздник, а затем умер со словами: «Живите благополучно! Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь»[79].
Прошло буквально 3 дня, и св. Фотий вновь занял патриарший престол византийской столицы, к несказанной радости подавляющего большинства восточных епископов и мирян. Тем не менее проблема примирения нового патриарха с Римом сохранялась, и это стало новой, главной задачей, которую должен был решать император. Трудность ее обуславливалась тем, что такой исход с железной последовательностью означал необходимость для папы Иоанна VIII отозвать те декреталии, которые ранее выносились его предшественниками на Римском престоле по данному вопросу.
Впрочем, Василий Македонянин точно учел, что военная зависимость папы от него все еще продолжала сохраняться, и тонко на этом сыграл. Он дал понять папе, что только примирение двух «вселенских» кафедр может дать мир Кафолической Церкви и обеспечит успех в войне с арабами. А победив, он, как единственно легитимный Римский император, в состоянии положительно решить вопрос о Болгарии. Но это как бы к слову, а сейчас главное решить вопрос о восстановлении св. Фотия на патриаршестве.
И папа Иоанн VIII не смог удержаться от соблазна получить вожделенную болгарскую страну в свои владения. Он положительно ответил императору, найдя доводы, позволяющие с честью и с выгодой, как казалось Римскому епископу, выйти из затруднительной ситуации. Вкратце «теоретическое» обоснование политического «реверса» заключалось в следующем. Во-первых, Константинопольская кафедра вдовствует, а потому ее может занять любое другое лицо, пусть даже и св. Фотий. А, во-вторых, как преемник апостола Петра, папа сам волен решать, кому достанется патриаршество, тем более что за св. Фотия просил лично Римский император – единственный законный владыка Вселенной[80].
К несказанному удивлению «игнатиан», новый папа объявил их не исповедниками и мучениками, как ранее поступали предшественники Иоанна VIII, а преступниками. Выговорив «игнатианам», папа подал им единственный совет – срочно признать св. Фотия Константинопольским патриархом и вступить с ним в церковное общение. По его мнению, не надо смущаться тем, что ранее св. Фотий был анафематствован: как заметил папа, «Церковь Христова получила власть разрешать всякие узы»[81].
В августе 879 г. Иоанн VIII разослал окружное послание всем епископам, в котором призывал тех войти в общение с новым Константинопольским патриархом. По договоренности с императором было решено созвать новый представительный Собор в Константинополе, который и начал свою работу в ноябре 879 г. в храме Святой Софии. Это было поистине грандиозное собрание: помимо трех папских легатов и представителей восточных патриархов, здесь присутствовало 383 архиерея, из них 80 митрополитов и архиепископов. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с представительством на Соборе 869—870 гг. Председателем Собора стал сам св. Фотий, занявший почетное место.
После открытия первого заседания патриарх и легаты облобызали друг друга, воздав благодарение Богу, приведшему их в Константинополь. Легаты зачитали письмо папы, уверив св. Фотия и всех присутствующих в том, что понтифик питает глубокую любовь к новому патриарху Константинополя. Они передали св. Фотию и подарок от папы Иоанна VIII в честь его восстановления на патриаршей кафедре – фелонь, омофор, стихарь и остальные части богослужебного одеяния.
Посыпались обратные славословия в адрес апостолика, которого сам св. Фотий назвал «подражателем Христу, первому и верховному Первосвященнику». Выступило несколько горячих приверженцев нового патриарха, в богатых выражениях описавшие мудрость, кротость и благочестие своего кумира и главы Восточной церкви. Правда, в славословиях в адрес Рима уже прозвучали первые «шпильки». Так, выражая глубокую признательность за помощь и перечисляя заслуги Римской кафедры, византийцы тем не менее ядовито дали понять, что именно чрезмерная ревность предыдущих понтификов по своим надуманным прерогативам поссорила Запад и Восток. Видимо, латиняне, не знавшие греческого языка, плохо поняли смысл отдельных реплик, поскольку никак не отреагировали на неприятные для них оценки. Напротив, в конце первого заседания они подтвердили факт церковного общения папы и Константинопольского патриарха, а также попытались выяснить, нет ли среди присутствующих тех, кто против св. Фотия. Таковых не нашлось, и после этого первое заседание завершилось[82].