Комиссар, свёртывая папиросу, сказал:
— Гулеев каммунист, ну и смэлый хлопец. Мост тогда замэчатэльно взорвал. Ведь под абстрэлом.
Макей велел вызвать к себе Тулеева. Тот гут же явился, словно дежурил за дверыо.
— Значит, говоришь, на охоту? — обратился Макей к Тулееву.
— Тут мы с хлопцами удумали. И вот товарищ комиссар поддержал.
Макей похвалил за инициативу, просмотрел список и одобрил его. .
— Ну что же, желаю удачи, — сказал он весело, пожимая Тулееву руку. — Вечером проводы. Со всеми хлопцами сюда приходи.
Весь день группа Тулеева деятельно готовилась к походу, окружённая вниманием ребят, которые с нескрываемой завистью смотрели на диверсантов. С печальным лицом стоял Елозин. «Макей не отпустит меня от себя», — думал он и чесал за ухом.
— Везёт! Завидую вам. Вот счастливцы!
— Адъютантам нельзя, — пошутил Захаров, — это дело солдатское!
— Пошёл ты к чёрту, трепач! — выругался Елозин и отошёл в сторону.
— Михась, возьми! Ну, что тебе? Ты знаешь я какой? — ныл Ропатинский с безнадёжным видом, охаживая Тулеева, хотя хорошо знал, что его не возьмут.
Гулеев таинственно улыбнулся и, не желая обидеть товарища, ответил серьёзно:
— Да поверь мне, не могу! Не ной под руку… У кого тол? — спрашивал он, смотря на Колю Захарова.
— У Сашки.
— У меня тол, товарищ командир группы, — отозвался Догмарев, отрываясь от мешка, в который укладывал все пять килограммов тола.
— Не подходите, — шутил он, — огнеопасно.
— А тол и не боится огня‑то, — заметил, сверкая глазёнками, Костик.
Захаров засмеялся:
— Чего же он боится? По–твоему, он и удара не боится? А?
— Удара? — переспросил Костик, боясь попасть в ловушку. — Какой удар…
— Ну вот, скажем, топором?
— Да оставь ты, Коля, — вмешался Гулеев, — пристал к мальчишке.
— Удара не боится, — шепнул украдкой Румянцев, искренне желая помочь растерявшемуся Костику.
— Комиссар идёт, — сказал Гулеев и одёрнул выбившуюся из‑под ремня рубаху. — Тише, вы!
Хлопцы поднялись, Гулеев выступил вперёд и отрапортовал о готовности группы. В это время к комиссару подошёл Лисковец. Он был подтянут, подобран: шуба опоясана широким ремнём, через плечо перетянута портупея. Улыбаясь, он обратился к комиссару:
— Прошу включить меня в диверсионную группу. Знаю местность. Проводника не надо.
Гулеев метнул на него суровый взгляд:
— И мы знаем. Обойдёмся без помощи!
— От помащи никагда нэ атказывайся, — сказал с расстановкой комиссар, попеременно наблюдая за лицами Тулеева и Лисковца.
Как только заговорил комиссар, Лисковец посветлел, зато Гулеев помрачнел и насупился.
— Товарищ комиссар, — просительно заговорил Гулеев и голос его дрогнул, — ведь набрались полностью, а желающих много. Чем он счастливее?
Гулеев знал: упрям комиссар, нелегко с ним сговориться. Лисковец надменно сморщил губы:
— А тебе что? Жаль? Ордена идёшь зарабатывать?
Гулеев вскочил, как ужаленный. Пальцы рук его сжались в кулаки. Лицо покрылось бледностью, глаза сделались как у безумного.
— Ордена?! Ордена?! — кричал он, наступая на оробевшего Лисковца.
Вмешался комиссар:
— Успакойтесь, Гулеев! Приказываю. А вы, Лисковец, идите в зэмлянку.
Гулеев отошёл к Догмареву, у которого, как и у Гулеева, дрожали руки.
— Успокойся, Миша.
— И что он за человек, товарищ комиссар? — обратился к Хачтаряну стоявший тут же дед Петро. — Чего ради его подобрали? Где у Козелло глаза?
— К нам, как ты знаешь, дедо, — сказал комиссар, — по пути из Орловщины пришло пятьдесят чэлавек. А тэ, что за люди? Мы столько же о них знаем, сколько и о Лискавце. Присматривайтесь к новичкам, правэряйте их, матайте на ус. Среди них всякие могут быть.
Гулеев сердито ворчал, грозя кому‑то:
— Подожди, гад!
— Гулеев, — сказал комиссар, — мой тэбе савег, кацо: будь выдэржаннее. Нэ правь па мэль, чем крепче нервы, тем ближе цель. Так, кацо?
Гулеев виновато улыбнулся.
— Да ну его к чёрту, товарищ комиссар! У меня одна мысль: как -бы скорее немцев отсюда попереть, а он об орденах. Ну, вот, и зло взяло. На свой. аршин меряет.
Комиссар поднял левую руку, завернул обшлаг шубняка, сказал:
— Через час ждём в штабе.
И ушёл. «Вот человек! Никогда, наверное, не горячится и не кипятится так глупо, как я. Надо взять себя в руки», — думал Гулеев, глядя вслед комиссару.
Через час группа в семь человек остановилась перед землянкой, двери которой были обиты пестрядной кодрой. Из землянки вышли Макей, Хачтарян, Стеблев, Козелло, командиры и политруки рот, писарь штаба Макуличев. Собрались и партизаны. Откуда‑то со стороны подошёл секретарь партбюро Пархомец.