— Быт можэт, начнем, кацо? — сказал комиссар.
Макей велел Стеблеву зажечь лампу В землянке сразу стало светло и уютно.
Протянув к столу руку, Макей, казалось, наугад взял карту–километровку.
— Вот, — сказал торжественно Макей, и в серых глазах его на миг вспыхнули мстительно–злые огоньки, тут наша надежда, наша слава. Если у нас будет грозный «бог войны» — мы начнем творить чудеса.
У Клюкова сердце радостно забилось, когда Макей заявил о том, что в лесу, в котором они живут, зарыта их сила.
— Товарищ комбриг, пушки? Да? Где?
Терпение, товарищ Клюков! Ты угадал: пушки, две пушки. Где? Это пока тайна.
Клюков чуть было не закричал от радости: он готов был броситься на шею комбригу.
— Вчера у нас был старичок из Ушивца, — продолжал Макей, — он и сказал, где наши части, уходя на Восток, зарыли пушки, спрятали винтовки. «Сгодятся», — будто бы говорили они, хороня в землю оружие.
— Вот и сгодились! — воскликнул начштаба СтебЛев.
— Радоваться ещё рано, — сдержанно сказал Макей. — Пушки надо найти, собрать и приЕезти). За этим мы вас и пригласили. Клюкова пригласили как специалиста. Думаем, ежели что, назначить его командиром батареи.
Клюков встал. Провел зачем‑то ладонью по чёрным бачкам, выдохнул воздух.
Голос его звучал глухо, но твёрдо.
— Прошу послать меня. Найду пушки.
«Такому человеку нельзя отказать, — подумал Макей. — Тихонравов нас сильно подвёл тогда, а этот не подведёт».
Решили послать Клюкова. В помощь себе он попросил Андрея Елозина и Юрия Румянцева.
Ночь Клюков спал тревожно. С вечера он долго не мог заснуть, прикидывал в уме, как он пройдёт туда, за реку Друть, найдёт ли что нужно, всё ли при них будет? «Только бы замок был». Раза два вставал, закуривал.
— Не спите, товарищ командир? — спросил его ординарец.
— Блохи, видно, не дают спать, — соврал Клюков.
Утром Клюков вскочил, словно ужаленный: сквозь узкое окно землянки на него падал тусклый луч зимнего солнца. По–зимнему скупо блестело солнце на затворе винтовки, висевшей на стене, и на граненом стакане, наполовину наполненном водой, от которого легла на стол светлая радужная полоска.
В землянку вошел ординарец, держа в руках ярко начищенный алюминиевый котелок с жирным супом.
— Пожалуйста, товарищ командир.
Покосившись на котелок, Клюков пошёл на улицу, чтобы умыться.
— Комбриг вас к себе звал, к двенадцати часам, — сказал ординарец, когда Клюков вошёл в землянку, отфыркиваясь и растирая щеки.
— Ух! Ну, и мороз! В двенадцать, говоришь?
Ординарец, молодой хлопец, сидел на нарах и с тоской смотрел на Клюкова.
— Меня, значит, не берете, товарищ командир?
Голос его дрогнул. В нём слышались капризные, слезливые нотки обиженного юнца, которого родители не берут на ярмарку.
— От меня это не зависит, — сказал Клюков, мельком взглянув на своего расстроенного ординарца, и улыбка скользнула по его сухому лицу. «Молодость! Всё‑то ей дивно, до всего она хочет коснуться своими руками. А вот обожгутся раз, и будут даже на холодное дуть». Он поймал себя на этой старческой мысли премудрого пескаря и устыдился её. «Старею», — подумал он с грустью, садясь за стол, чтобы позавтракать.
Макей с улыбкой встретил Клюкова:
— А мне сегодня пушки снились.
Он сильно тряхнул руку Клюкова и усадил его за стол рядом с собой. Радостно возбужденный, как всегда в такие минуты, он потирал свои тонкие руки и то и дело похлопывал собеседника по плечу.
— Вот оно, какие дела‑то! Пушки, значит, говоришь, будут?
Клюков этого не говорил, но заверил, что постарается достать, если старик не врёт.
— Да что ты! — воскликнул с каким‑то удивлением Макей. — Разве такой старик может врать?!
В землянку вошли комиссар Хачтарян, начштаба Стеблев и командир разведки Ерин.
— Как дела, разведчик? — обратился к нему Макей, протягивая руку.
Макей давал задание проверить положение на Каличенковском мосту и теперь спрашивал об этом у командира разведки. Командир разведки, порывшись в планшетке, достал лист бумаги и подал его Макею:
— Вот тут Павел Потопейко сообщает.
— А ну, давай, давай!
Усики Макея задергались под играющей улыбкой, от глаз побежали легкие бороздки.
— Так, так… — говорил он, с трудом, видимо, разбирая скоропись Потопейко, — пишет, дьявол, иероглифами какими‑то, ничего не разберу.
— На морозе, поди, писал, — вступился за товарища Ерин, переглядываясь с Клюковым и улыбаясь.