— А чего нам бояться? — грубо спросил один из них.
— Так они же знают: вы свои хлопцы, — заюлил отец.
— Ну, ладно, — грубо перебил его Гулеев, — пока до свиданий!
Короткевичи переглянулись между собой и пошли в лес. Партизаны посмотрели им вслед. Только сейчас они увидели у них сзади за поясами топоры и небольшие лопатки с короткими черенками.
Солнце уже закатилось за дальнюю темносииюю гребёнку леса. На опушке леса партизан встретила Нина Павловская, высокая и красивая девушка. Пухлые губы её приветливо улыбались и вся она со своей неимоверно высокой грудью была такой манящей и желанной, что лицр сурового командира сразу заулыбалось, в глазах зажёгся добрый и лучистый свет.
Румянцев подтолкнул Шутова:
— Бачишь?
«У, кот противный», — рассердилась Мария Степановна.
А девушка, торопясь и задыхаясь, говорила, как страдает народ от фашистов и их холуев. Она подтвердила страшную народную молву о Короткевичах: переряжаются, надевают бороды, выдают себя за партизан макеевского отряда, грабят народ. «Мы, говопят, за вас страдаем, поэтому давайте нам шубы, костюмы, платья. У нас, говорят, и бабы есть».
— Многие думают — вправду партизаны это. А которые догадываются, боятся сказать. На днях убили старика. На них думаю, — с придыханием, словно утомлённая сильным бегом, говорила девушка. Грудь её то опускалась, то вздымалась под тонкой тканью чёрного в красный горошек платья.
Гулеев решил устроить засаду, поймать лесника и его сыновей.
Этой же ночью Короткевичи вышли на свой ужасный промысел. Эти люди, грабя крестьян, наживались на несчастье других. В то же время они стремились посеять в народе вражду к партизанам.
Утром, при стечении большого числа жителей, отец и братья Короткевичи были расстреляны Тулеевым.
Группа Тулеева возвратилась в лагерь почти одновременно с группой Николая Родикова, которой также удалось спустить под откос вражеский поезд и подорвать одну автомашину. Макей ликовал.
Спустя два дня вернулся и Ропатинский. Он доложил, что спущен под откос немецкий эшелон с боевой техникой и живой силой. Во время доклада Ропатинский смотрел в сторону, вид его был удрученный. Макей сначала готов был приписать это усталости. И вдруг почувствовал что‑то недоброе.
— Значит, за мать и сестрёнку отомстил?
Ропатинский тджело вздохнул и вдруг заплакал.
— Адъютант, выйди пока, — сказал Макей и тут же обрушился на Ропатинского:
— Обманываешь, сукин сын?
Тот только ниже опустил голову.
— Говори, как дело было? Куда дели мину?
Тонкие бледные губы Ропатинского зашевелились.
— Под дерево зарыли… Лисковец это…
При упоминании Лисковца Макей как‑то сразу успокоился. Но в назидание сказал:
— Эх, земляк! Подвел ты меня… Взять бы вон палку, да вытянуть бы тебя вдоль седёлки. Расстрелять за это положено, дубина ты стоеросовая!
Вызвали Лисковца. Он был смущен, но держался просто и смело смотрел в глаза Макею. Он сказал, чго они виноваты, но что это сделано без умысла, что зч ними гнались немцы и они спрятали под дерево мину с тем, чтобы потом её снова взять. То же самое сказали все остальные «члены диверсионной группы Ропатинско го, потому что это на самом деле так и было. Но никто не знал, что во всей этой неудаче был виноваз Лисковец. Посланный с Виноградовым в разведку, он сознательно привлёк к себе внимание немецких солдат, выстрелив в шедшего впереди них старика обходчика. Старик упал не то убитый, не то с перепугу, а немцы устроили погоню за партизанами и те чуть было не попались в руки врага.
В этот день в отряд Макея приехал Зайцев, секретарь подпольного Кличевского райкома партии. Быстро шагая, он прошёл по лагерю, раскланиваясь то с рдним, то с другим хлопцем. Увидев Елозина, протянул ему руку:
— Хозяин дома?
Елозин вытянулся, отрапортовал по–военному:
— Давно не виделись, товарищ секретарь, — сказал Макей.
Зайцев почему‑то поморщился, щипнул свой коротко обрубленный чёрный ус и ничего не сказал. Но гут же сам задал вопрос:
— Как прогулялся на Восток?
— В это время в землянку вошёл Хачтарян: высокий, широкоплечий, с чёрными длинными волосами на голове, он выглядел каким‑то громоздким, в землянке сразу стало темно и тесно.
— Наш комиссар, — представил Макей Хачтаряна, — сейчас вызовем и Пархомца.
Пархомец уже знал о приезде секретаря райкома и спешил привести кое–какие дела в порядок. Эта сторона у него была запущена, но показатели роста партии делали ему честь: с трех коммунистов парторганизация в макеевском отряде выросла до сотни человек.