– И что?
– Я не имею ничего против. Просто мне показалось, что ты чего-то не договариваешь. Если, конечно, ты не передумал.
– Что ты, черт возьми, имеешь в виду?
Она прищурилась.
– Я не хочу, чтобы ты сожалел о том, что сказал, не подумав. Я не хочу тебя связывать ни в чем.
– Да это и не удастся, дорогая. – Он поднялся из-за стола, достал деньги из бумажника и положил их на стол. – Тебе пора бы уже знать, что все, что я говорю, я обдумываю заранее.
Она выпятила свои пухлые губки.
– Ты отвезешь меня домой?
– Еще чего, домой, – кровь пульсировала у него в висках, когда он глядел на нее. – Тут за углом есть отель. Сарай, конечно, но кровати в номерах имеются.
Он взял ее под руку, и его пальцы с такой силой сжали ей руку, что ей стало больно. Макхью знал портье. Он свистнул ему, не сбавляя шага, поймал на ходу ключ и направил Лорис к лифту. Лифтера не было на месте. Макхью поколдовал с кнопками и, взглянув на ключ, остановил кабину на шестом этаже.
– Макхью! Лифт...
– Пусть этот сукин сын прогуляется на шестой этаж, – резко ответил он. – Тем более, что ему все равно нечего делать.
Он с силой сунул ключ в скважину, распахнул дверь, толкнул ее в комнату и захлопнул дверь.
Она зацепилась за ковер, туфелька на высоком каблуке соскочила, и она растянулась на кровати. В ее широко открытых глазах было дикое выражение, щеки пылали.
– Макхью... – в голосе смешались страх и ярость, и желание. Пуговицы сыпались с его рубашки.
– Какое славное платье. Шелк или что-то в этом роде, – сказал он хрипло. – Ужасно не хотелось бы его рвать.
Она встала и платье упало к ее ногам.
Она начала расстегивать лифчик.
– Как ты медленно это делаешь. – Одним движением руки он разорвал его. Вздрогнув, она прижалась к нему, а его сильные руки скользили по изгибам ее тела и, на мгновенье остановившись на тонких кружевах, снова с силой рванули.
Она обхватила его ногами, и они упали на постель.
Позже Макхью подумал, что сознательно хотел сделать ей больно, но она ответила тем же, и это его хриплый вскрик разорвал тишину комнаты. Его спину обожгло огнем, и он с изумлением увидел следы крови на ее пальцах, когда она снова прижалась губами к тому месту на плече, где ее зубы оставили отметину. Но теперь прикосновение ее языка было ласкающим, исцеляющим. Пожалуй, в первый раз после всего не было ни затяжки сигареты, ни обычных слов. Они молча оделись и медленно вышли из номера – высокий мужчина с синяками и ссадинами на лице и с кровью, проступившей на рубашке, на которой не хватало пуговиц, и высокая белокурая женщина, двигавшаяся с природной грацией. Лифта уже не было, и, крепко взявшись за руки, они пошли пешком по лестнице.
Когда он появился в "Двери", его уже ждала записка с номерами телефонов, по которым следовало позвонить. Ему не хотелось разговаривать ни с Бадом Чэпменом, ни с Ником Футом. На него нахлынула сентиментальность, ему захотелось оказаться в их просторной постели, в объятиях Лорис. Ему даже пришло в голову, что когда человеку уже перевалило за тридцать пять, то самое время перестать носиться по свету, ввязываясь в различные передряги. Первым он набрал номер Бада Чэпмена.
– Отряхни пыль с плаща и заточи кинжал, – сказал Чэпмен. – Черная птица летит сегодня.
– Выкладывай, – сказал Макхью, перевернул ящик и уселся на него. – Когда и откуда?
– Похоже, планы изменились. Мой "Гусь" зарегистрирован как международная компания, и Голландец сказал, что его это устраивает. О времени вылета разговора не было, но я должен быть готов в любой момент после захода солнца.
– И ничего о том, куда?
– Ни слова.
– Но ты хоть попытался узнать что-нибудь?
– Конечно. Я сказал, что мне нужны метеоусловия, и это была неправда, и что мне нужно заполнить формы для полета. Тогда он посмотрел на меня своими поросячьми глазками и сказал, что я чертов брехун, и это было правдой. Потом я решил изобразить жлоба и заявил, что не собираюсь терять летательный аппарат стоимостью двести тысяч за какие-то паршивые пять штук, и что теперь моя цена двадцать пять тысяч. Некоторое время он приходил в себя, но потом перестал вопить, как раненая пантера, и заплатил.
– Все двадцать пять? – изумленно спросил Макхью.
– Половину. Каковую я уже заначил и о каковой никто, кроме меня и тебя, никогда не услышит. В первую очередь, я имею в виду любопытных леди из налогового ведомства.
Макхью присвистнул.
– Что-нибудь конкретное о грузе?
– Пока ничего. Он сказал, что это его заботы. Но тут вот еще что. Пассажиров будет не двое, а трое.
– Если так пойдет, то ты и взлететь не сможешь.
– "Гусь" справится. Решать тебе, Мак. Если скажешь, что лететь не надо, он не пошевелит ни одним пером.
– Да. Но официально я здесь никто. Ты забыл?
– Ты что, милый? Не слышал новости?
– Какие еще новости?
– Ты снова главный из крыс, отвечающих за сыр.
– Черт! Кто это сказал, и с каких пор?
– Так сказал Великий Белый Отец с час назад. Можно было подумать, что генерала выпустили под залог при совершенно безнадежном деле.
– О, радость! – наконец откомментировал эту новость Макхью. – Может быть, он еще и объяснил почему?
– Насколько я знаю, дружище Фут признался своему боссу, что ты раскопал нечто, что они пропустили. А тут еще Центральное разведывательное возникло с информацией, что на счет Голландца в Берне было положено шестьсот тысяч, хотя они и не знают, почему. А тут еще адмирал, которого ты подставил со своим вчерашним полетом, начал интересоваться, почему флот должен прикрывать моего "Гуся". Все они пытаются найти какое-нибудь прикрытие, и ты как раз очень подходишь для этого.
– Ублюдки, – прошептал Макхью. – Черт, а с другой стороны, я не могу их в этом винить. Им всем надо перед кем-то отчитываться. Только нашей конторе не надо.
– Точно. Так везу я Голландца или нет?
– Я тоже умею играть в эти игры. Делай то, что ты считаешь нужным.
Бад Чэпмен рассмеялся.
– Я считаю нужным получить первым делом оставшуюся часть вышеупомянутых двадцати пяти тысяч.
– Ну, это-то само собой разумеется, – ответил Макхью и повесил трубку.
В ФБР трубку сняли после первого же гудка.
– Это Макхью. Какими судьбами ты у себя, а не распиваешь где-то кофе?
– Где ты был? – ехидно спросил Фут. – Если ты еще не слышал, то теперь ты у нас главным. И ты, дорогой начальник, нам очень нужен.
– Я тебе нужен, как триппер на конец. Я уже говорил с летуном. Что еще нового?
– Ты до сих пор даже не можешь себе позволить купить радиоприемник?
– Я заведу его себе, когда научатся выводить жучков.
– По радио об этом сообщили уже час назад. Харви Лоуэлла достали. Он, как бы это сказать, мертв.
– Лоуэлл...
– Частный детектив, который разыскивал Стоувера и припрятанное добро. Да проснись ты!
– Да, я понял. Ты знаешь где, как и почему?
– На ферме Стоувера. Следы ударов тупым орудием по голове и плечам. Примерно двенадцать часов назад. Почему, я не знаю. Если хочешь посмотреть сам, то там еще ничего не трогали. Марелл уже там и обороняется от местных жандармов.
– Обычно я теряюсь на месте преступления, но я все равно сейчас двину туда. Постараюсь не путаться у вас под ногами.
– Уж пожалуйста, – вздохнул Фут. – Это не поднимет наш авторитет в твоих глазах, но я все-таки должен тебе объяснить, что у нас на руках пара горящих дел, и мы не смогли направить троих сотрудников, чтобы постоянно приглядывать за этим местом.
– Это я знаю. Если бы у вас там кто-нибудь был, Лоуэллу не удалось бы забраться туда и кончить там свои дни.
– Это еще не все. Самое интересное в амбаре, где была мастерская.
– Я должен догадаться или тебе доставляет удовольствие казнить себя?
– Он просто прелесть, этот "пирс". Злорадствуй.
Глава 12
Осматривая тело экс-полицейского, Макхью пришел к выводу, что тот до последнего дрался за свою жизнь. Нос у него был разбит, губы рассечены и четыре зуба выбиты. Пальцы на левой руке были сломаны от удара острым и узким предметом. Причиной смерти была, очевидно, рана на левой стороне головы. Трудно представить, что кто-либо мог выжить, получив такой удар. Похожий на мышь судебный следователь бормотал что-то о черепно-мозговой травме. Не обращая на него внимания, Макхью повернулся к Мареллу.