— Позволь я напишу дальше, а то у тебя опять все закончится через одно место, — запротестовал я. Она же молча, посмотрела мне в глаза и пододвинула ручку. Я быстро начал писать.
И эта ночь закончилась, но не было уже никаких серьезных разговоров. Я просто взял и уехал.
Мне здесь уютно и хорошо, я привязался к местному церковному приходу, хожу на службы, помогаю людям, чем могу.
Кому словом, а кому и делом. Научился гончарному ремеслу, с ребятишками лепим вечерами разные фигурки из глины, я их расписываю и обжигаю, но иногда я все же вспоминаю о тебе.
И здесь я встретил ТУ женщину. Она как-то невзначай возвращала меня к жизни. А здесь она даже не была похожа на волшебницу или святую, она просто улыбалась людям, и мне показалось, что все мы, все кто живет с ней в этом приходе, все живут уже не первую жизнь. И по воле ее, или же кого-то могущественного, опять имеют шанс прожить эту жизнь, ну вот как-то так, не затейливо, для людей не оставляя себе ровным счетом ничего, не накапливая греха в душе, и злобы в сердце, но при всем этом я все же иногда думал о тебе.
— Ну уж нет, — рявкнула недовольно она, — это мой рассказ, и закончится он по-моему.
Она вырвала у меня ручку и принялась писать дальше.
И однажды ты приехала, с тобой была девочка, лет пяти, аккуратные банты, платьице в голубой василек, синие сандалии, — знакомься, сказала ты, это твой папа.
Почему ты не сказала мне, что будешь рожать, я то был уверен что ты поступишь по другому. И я плакал, и обнимал свою маленькую, прекрасную девочку. И выяснилось, что ты уже одна, ты все рассказала своему мужу, он оказался понятливым и просто ушел, а ты осталась одна, и вот почему то спустя пять лет, ты приехала ко мне. И нет, ты не ждешь понимания, ты по-прежнему никому не веришь, и тебе даже не трудно одной воспитывать мою дочь, и зачем же ты тогда приехала, зачем?
— И зачем? — Я пристально всматривался в мою недавнюю знакомую. Она же вытерла платочком свой вечно шмыгающий носик, написала следующее:
— Просто я захотела тебя увидеть, — банально ответила ты, и я обнимал тебя и целовал, и если захочешь, сказала ты, можешь приезжать ко мне, твоей дочери нужен отец, но только так, мне же не нужен никто. И ты уехала. А я долго думал, и решил уехать к тебе, может ты все же поверишь мне, и все у нас с тобой получится, я собирал вещи неспешно, а ТА женщина, будто невзначай сказала мне:
— Неужели ты не понимаешь, живя уже в третий раз, что она тянет тебя в ад.
Но я снова пишу тебя и люблю тебя, и.
— И что дальше?
— А дальше, было так, — увлеченно воскликнула она, и снова взялась за письмо:
Я проснулся, неспешно встал, посмотрел на часы, без двух минут двенадцать.
И я снова стою у окна, я открыл его, и вдохнул полной грудью свежий ночной воздух, застрекотал сверчок, сверху мне нежно улыбнулась луна, и приветственно машет лапой ель, как всегда не спится вечным искателям любви — котам. И вместе со всем этим, я полусонный снова стою у окна, и вновь задребезжал телефон, и я все понял. Я опять должен принимать решение, и видимо уже в миллионный раз, но я тупо смотрю на вибрирующую трубку сотового телефона, как же я люблю тебя милый мой человек, как же я хочу тебя увидеть и обнять и поцеловать.
Но я принимаю решение, и выбрасываю телефон в раскрытое окно. И поэтому пишу тебе.
Не обижайся на меня дорогой мой человек, что я не звоню тебе и не пишу злополучные СМСки, а просто и банально пишу тебе это письмо. Просто бумага стерпит все, а вот на счет сотовой связи я не уверен, вот и пишу тебе и люблю тебя… и…
— Значит, он бросил ее? — тихо спросил я.
— Значит эта история бесконечна, — прошептала она, и, собрав все салфетки в кучу, смяла их, и выбросила в пустую корзину у барной стойки.
Бесконечна… как сама жизнь.
— Как ты там? — пискнул плашет.
Я смотрел на пустую комнату, и на вновь пришедшее сообщение.
— Сестры твоей нет, — смело написал я, — что делать то?
— А ее и не было. — Прочел я сообщение от нее.
— Это дурная игра? Что ты задумала прошивка?
Успокойся, высвечивалось на экране. Ты уже слишком далеко зашел, слишком далеко чтобы забыть все то, ради чего ты погрузился в это состояние. Ты же пропитываешься ее, ты сам становишься ее. Очнись, слышишь, я уже не прошу тебя, я кричу тебе… очнись!!
— И еще крылья, понимаешь, — спрашивала она меня. Когда человек любит у него вырастают крылья. Ты думаешь, что они как у ангелов? Белые и меховые? Да нет же, — она весело бегала по кругу и смеялась, — они как у стрекозы. Тоесть их несколько. Как минимум четыре. И они прозрачные и перепончатые, и переливаются на солнышке. Когда ты машешь ими быстро, быстро, они переливаются на солнышке. И ты тогда можешь летать, но тебе немного жаль. Жаль, что крылья твои только лишь твои.