Выбрать главу

самой красивой потому, что злые языки поговаривали, будто девица холит свое тело маковым молочком, нежит свою душу звоном маковых лепестков, умывает свое лицо маковой росинкой.

Это не понравилась молодцу, потому что он не раз пытался поджениться к Маржинке, но всякий раз девица его отвергала. Пришпорив коня, он поскакал на луг. А как он благоухал в то утро, словно танцевал вальс цветов маковый бал! Какая лилась от него услада, какие грёзы он навевал!.. Звонко щебетали птицы, покачивались на ветерке стебли маков - красных, огненных, белых, лиловых, разнотонных. Только с краю дубравы, под тенью раскидистого дуба, распускался махровый мак, - король из королей семейства маков привидений. Желтый, с черной бархотной проталинкой на дне чаши, с нежным пушком на атласных лепестках. Маржинка, подогнув колено, лизала кончиком язычка маковую росу. Молодец вздрогнул, соскочил с коня и вне себя от ярости хлыстом стал сбивать головки маков. Потом хлыст прозвенел и над желтой чашей. Маржинка сжавшись, обвила руками и прикрыла его от удара хлыста. Когда на крик прибежали родители, то было уже поздно. Удалец в ярости забил её хлыстом как скотину. Смыли кровь с поляны меж маками, похоронив Маржинку под дубом, убрали скромную могилку головками маковых цветов. Через весну, на лугу на том месте, где была пролита кровь невинной девушки, взошли красные маки. Быть может, в них застыли боль и отчаяние самой Маржинки. А я же после похорон подобрал этот белоснежный платок с вышитым желтым маком. Так без любви, без тайны маков привидений быстро состарился, и сморщился, как цветы без дождя”.

- Ну, а что те маки, красные, они еще звенят на том лугу? Можно на них взглянуть? - спросила в нетерпении Оли.

Старец пожал плечами: “Нет, дочка, луг поджег тот же самый фанатик, имя-то его было какое-то странное, не на слуху нашей деревни... Нет, запамятовал я... так вот, по новой весне опять он прискакал на коне, видно совесть мучила его, присел подле могилки и вдруг в глаза бросились маки, кроваво-красные. Может, их цвет возбудил несчастного, но он чиркнул спичкой, поджег сухую траву, от которой запылала вся поляна. Теперь, на той обгоревшей земле, даже репей не может прижиться, не плодородит её первый слой, так зачахла земля без маковых цветов в том месте.

- Ах, мак, бедный мак! Почему люди так несправедливы к тебе, гонят от своего сердца прочь, а в нем столько неги, столько дивной красоты! Он же лечит душу, воскрешает её, - сокрушалась Оли.

- Возможно, это лишь красивая легенда, красивая метафора очеловечивания мака, которая пришла мне в сон по утру под щебет птиц, я и поверил... Только каждому надо помнить участь бедного мака Ширли. - Старец хитро улыбнулся и, опираясь на палочку с острым наконечником, почекелял в сторону деревни. Любомир и Оли переглянулись.

- По-моему, он себе на уме и его так просто на зуб не положишь, - сказал Любомир, - вроде бы и добрый, но в тоже время очень лукавый. Главное, где-то я его видел, почему-то запах старца мне показался знакомым, но где, по какой дороге он мне высветился, пока не пойму.

- А как рассуждает, прямо-таки философ, маковый архивариус, да и только! - Оли засмеялась.

- Ладно, ты как хочешь, а место мне нравится, лучше его по пути мы не встречали. Здесь, - Любомир оглянулся, - мы разведем маки. Они любят запах дубовых лесов. Я вижу вдали покосившийся забор, заброшенный дом. Мы пока остановимся там, осмотримся, но если деревня нас не примет, пойдем дальше, пока не выдохнемся... Оли, если б ты знала, как я устал! Даже родник, наверное, не смоет всей моей усталости.

Любомир припал к источнику, что был неподалеку от кряжистого развесистого дуба, освежился, промыл глаза. Потом его охватила истома, всё его тело стало извиваться, словно внутрь его продернули стержень и каждый нерв в живую обвивался вокруг него. Оли сделала шаг к Любомиру, провела ладонью по его глазам, прикрыла его красные веки и поцеловала их.

- Любомир, ты свободен, - тихо сказала Оли, - ты свободен от Ширли.

Любомир вздохнул, расправил плечи и повернул глаза к рассеивающему лучу, который пробивался сквозь густую крону дубовых ветвей. Оли поймала его взгляд.

- Наконец-то я вижу твой настоящий цвет глаз! - Она засмеялась от радости. - Да у тебя зеленые глаза, Любомирчик! Глаза как изумруд моря, когда оно спокойно. Вспомни, та зыбь вдали, к горизонту, в пространстве твоего парусника, она ведь была изумрудной!

Оли закружилась по чистой поляне, как бабочка, Любомир подхватил её, обнял. Оли вновь припала в поцелуе к его глазам и зашептала: - Я пью изумруд твоих глаз и не могу насытиться, такая жажда у меня!

Они провели блаженную ночь под раскидистыми дубами, а поутру Любомир поправил покосившийся забор, открыл ставни, в домик тотчас ворвался ветерок, настоянный тайной кодр. Оли сняла со стен паутину, украсила их дубовыми ветками с желудями. Она вспомнила свой отчий дом, убранный аппликациями из маковых цветов и смахнула набежавшую слезу. Но особо горевать было некогда. Оли развязала заветный узелок в косынке и высадила семя Огненного короля: “Будь, что будет”, - подумала она.