- Оставь в покое медуз, они сами знают, что им делать на море и послушай меня, дочь Маковки, - тихо сказала Божья коровка. - Если ты обещаешь
угостить меня маковым молочком бело-розового Ширли, то я скажу, как найти Любомира.
- И эта туда же! - Оли сдунула с ладони Божью коровку, - все хотят услады от мака, а только никто не знает, каково ему самому, сколько он настрадался от неразумности живой твари, даже такой, как ты!
- Милая Оли, мое платье выгорело на солнце, это лето такое жаркое, мои кружевные воротнички пропитаны солью, потому что я тоже люблю покупаться, а поскольку долго не было дождя, то некому смыть соль моря, а я так давно не держала во рту маковой росинки, мало стало лугов, звенящих маками, луга меж дубрав все выжжены, вытоптаны злыднями, даже во дворах я не нахожу более маковых тропинок, мужья стали запрещать своим женам разводить дивные маки, чтобы не иметь осложнений с законом. Сжалься надо мной, я видела в ту злополучную ночь, как была объята пламенем твоя мать Маковка, защищая от злыдней свой луг, как метнулся в середину пожара странный юноша, который потом назвавшись Любомиром успел спрятать в своих глазах самый роскошный, привезенный из заморской страны для поддержания плодородия земли Маковки, бело-розовый Ширли. Я в тот миг пролетала над маковым лугом, но я такая маленькая, чем мне помочь? Я только стала бить крыльями и кричать: “Пожар! Пожар!”, - пытаясь разбудить людей, но они не успели помочь Маковке. Когда добрые люди прибежали с ведрами воды, пожар сжег пламенем корни дивного мака, цветка грёз, услады жизни.
- Ах, так это ты, Божья коровка, кричала тогда, ты разнесла весть о пожаре? - Оли послала ей воздушный поцелуй. - Ну ладно, я возьму тебя с собой в дорогу, по которой еще не ходила, только не дыши мне в ухо, очень жарко в пути. Я дам тебе попробовать молочка бело-розового Ширли, только сначала давай найдем Любомира.
Божья коровка, взмахнув крылами, полетела над морем.
- Я клянусь, Оли, что ты даже не заметишь мое присутствие, хотя я всегда буду рядом, чтобы сметать с тебя пылинки!
- Вот балаболка, так и тянется в гости на маковое пиршество, только как знать, когда оно будет, да и будет ли вообще?
Оли присела на камень и бросила взгляд вдаль моря, куда полетела Божья коровка.
- Парус! Парус Любомира!
Оли тотчас вошла по пояс в море и стала махать кружевной косынкой. - Эй, там на парусе! Эй, там на парусе! Как он безмятежен!
Парус развернулся, пересек волну, выдвинувшись вперед. Высокий юноша, с пышными, слегка обгоревшими усами, заросший щетиной до самых глаз, черными кудрявыми волосами спрыгнул в море, потянул за собой парус и вскоре очутился в аккурат перед Олей. Слегка склонился, приветствуя девочку кивком головы, и Оли уловила в его глазах странный блеск. Юноша, усевшись на берегу, разобрал парусник на части, свернул белое полотно и
всё сложил в большой черный мешок, поднялся с мокрого песка, присел на мешок, вглядываясь в Оли.
- Ты кто? Человек или дьявол? Только слушай, мне это совсем не важно сейчас, главное, я чувствую запах бело-розового заморского Ширли.
Юноша расхохотался. Смех его поистине был дьявольским, он повис над безмятежным пространством моря, отчего даже чайки всполошились, забив крылами.
- Вот дурень, всех чаек перепугал!
- Я не дьявол, Оли, я как дьявол! Я не спал целую вечность, питаясь только морским воздухом и он подпитывал мое сокровище. Но я ждал, я ждал, когда ты найдешь меня, моя крошка Оли.
- Откуда ты знал, что я найду тебя?
- Чайка на хвосте принесла, а Божья коровка только печать маковую послюнявила, и я попал в дамки! - Он снова засмеялся. - Знакомься, я Любомир, которому бог дал душу, а дьявол выкрал её, и стал я метаться по свету, пока не увидел вблизи липовой аллеи маковый луг, ухоженный красивой женщиной, ваш дом в цветах земли, а в тугой косе твоей матери красовался редкий лазоревый мак. Я позавидовал вашему счастью и решился задержаться на какое-то время, подышать маковой прохладой. Именно в то время из заморской страны было привезено семя мака, который еще не встречался в этих краях. Я наблюдал, как посадили его в центре поляны, а в мае заморский цвет неожиданно вытянулся, распушился, завязал большой бутон. Казалось, ножки бутона начинали извиваться, предопределяя самый волнующий момент формирования цветка, сплава его энергии. Красота мака, тяжелая участь, особая маковая доля, судьба в чем-то схожая с моей, пленили меня, и я остался. По утрам я вдыхал воздух, настоенный на утренней росе и маковом аромате. Я питался в день маковой росинкой, собранной с лепестков, моя душа оттаивала, я чувствовал, что вылечиваюсь соком мака, что дело идет на поправку. Знаешь, Оли, почему меня назвали Любомиром ?