- Ирина Сергеевна, послушайте меня внимательно. Есть два варианта финала. Первый: я немедленно, прямо при вас звоню даже не антикварному спецназу, а прямо в полицию. Самое многое через двадцать минут сыщики будут здесь. Вас посадят в автомобиль с решетками на окошках и с вооруженной охраной. Время потечет для вас по иному измерению, и я уже не смогу вам помочь ни в малейшей степени. Напротив, как законопослушный свидетель, вынужден буду дать показания, которые лишь усугубят вашу вину. Второй вариант: прямо сейчас, не отрываясь вот от этого столика, вы рассказываете мне всё без утайки. Предупреждаю: при малейших признаках фальши я прекращаю нашу беседу и звоню в полицию. Но если ваш рассказ будет искренним и откровенным, то я, быть может, найду способ выйти из положения малой кровью. Выбор за вами.
- Дайте мне время подумать, - попросила она.
- Думайте, только недолго.
Сделав пару глотков кофе, она заговорила:
- Чего уж тут думать! Я выбираю второй вариант.
- Вот и хорошо. Считайте, что вы на исповеди у священника. А истинный священник не предаст.
Она отпила еще глоток.
- Если это исповедь, то не торопите меня. Как сумею, так и расскажу, пусть даже в чем-то повторюсь.
Глава 23. ПЛАН ЖИВОПИСЦА
- Так вот... Мой муж, с его импозантной внешностью и талантом витиевато рассуждать на абстрактные темы, в душе всего лишь взрослый ребенок, большой, доверчивый и наивный. Свою коммунальную тетушку он регулярно навещал еще с той поры, когда мы не были даже знакомы. Продолжались эти визиты и после нашего брака. Первое время я тоже ходила с ним в гости к Елене Дмитриевне. Но очень скоро посещения коммуналки начали тяготить меня, и я под разными предлогами начала отказываться от них. Тем более что всякий раз муж попутно заглядывал к другому обитателю этой бесподобной квартиры - художнику Омельеву, чья склонность к алкоголю была для меня очевидной. Но Алексей утверждал, что ему интересно наблюдать вблизи представителя такого явления, как уличная живопись. Что ж, я не стала отговаривать его, и только попросила никогда не выпивать вместе с Омельевым, даже понемногу. Алексей дал слово. Впрочем, он у меня вовсе даже не поклонник зеленого змия.
Обычно муж пересказывал мне содержание их разговоров, и я сделала вывод, что Алексей для Омельева - авторитет из мира искусства, корифей по части истории живописи.
Муж признался также, что сообщил Омельеву о моих журналистских занятиях, сильно приукрасив при этом их значимость. Дескать, мои статьи публикуются в периодических изданиях обеих столиц, а лучшие из них, дублируются, мол, в Интернете. Конечно, всё это было большой натяжкой. Я печаталась под псевдонимом Екатерина Радзивилл только в одном тоненьком журнале, изредка находя перепечатки своих статей в Интернете. Но надо знать моего мужа. Он любит пускать слушателю пыль в глаза. Мое скромное творчество он преподнес господину художнику в таком виде, что тот, полагаю, посчитал меня неким асом журналистики, с широкими связями среди антикваров, коллекционеров и владельцев галерей.
Только этим я могу объяснить ход последующих событий.
А случилось вот что.
Примерно за три недели до своей гибели Омельев позвонил мне по городскому телефону в библиотеку. Я, конечно, ему этот номер не давала. Вероятно, адрес библиотеки он узнал от мужа, а телефонный номер нашел в "желтых страницах". Так или иначе, Омельев позвонил, сказав, что имеет ко мне важный приватный разговор, причем весьма срочный. Упреждая мои возражения, он добавил, что много времени у меня не отнимет. Рядом с библиотекой проходил бульвар, вдоль которого расставлены многочисленные скамеечки. Он сказал, что будет ждать меня на одной из них в мой обеденный перерыв. Он, дескать, решил открыть мне тайну, которая, наверняка, заинтересует меня.
Я подумала немного и согласилась. До сих пор проклинаю себя за это.
Виноградова перевела дух, отпила глоток кофе, взглянула на часы, затем продолжила свою исповедь:
- Далее я постараюсь быть лаконичней. Никаких подробностей, только суть. Итак, Омельев начал с того, что у него есть давняя мечта. Он хотел бы поселиться в какой-нибудь цивилизованной стране, имея при этом достаточно средств, чтобы, не отвлекаясь на презренный быт, посвятить свою жизнь творчеству. Хорошо бы уехать на край земли, например, в Австралию, купить там небольшое бунгало где-нибудь в окрестностях одного из крупных городов и целиком переключиться на живопись. Рисовать не для заработка, а на основе собственного видения мира. По его расчетам, на всё - про всё требуется от полутора до двух миллионов долларов.
Виноградова усмехнулась:
- Я слушала его с возрастающим раздражением и уже порывалась просто встать и уйти. Мало ли кто о чем мечтает. У меня, может, тоже есть мечта. Но я же не кричу о ней на каждом перекрестке. И уж, тем более, не стану рассказывать о ней "по секрету" человеку, с которым едва знакома.
Но буквально тут же Омельев резко повернул разговор, заставив меня забыть обо всём на свете. Он сказал, что у него давно уже созрел план, как раздобыть необходимые средства. В скором времени ему должны принести для закраски картину известного французского импрессиониста, похищенную некоторое время назад из некоего зарубежного музея. За этот холст можно получить пять миллионов зелени. В действительности он стоит намного дороже, но пять миллионов - та разумная цена, на которую найдется покупатель, не задающий лишних вопросов. Если я соглашусь помочь ему, заключил Омельев, то он отдаст мне ровно половину. Половину от пяти миллионов долларов.
"Вы предлагаете ужасную вещь! - возмутилась я. - Стать вашей соучастницей по краже произведения искусства!"
"Да нет же, - парировал он, - картина давно украдена, и, конечно же, не мной. Мне принесут ее всего на несколько дней для того, чтобы я закрасил холст традиционным питерским пейзажем. Затем полотно заберут и переправят куда-то дальше для последующей продажи. Может, в Китай. Или в Японию. Или в Сингапур. Не знаю. Богатые коллекционеры есть везде. Признаюсь, я уже участвовал несколько раз в подобных акциях. Но мне надоело быть бессловесным исполнителем, получать жалкие гроши за немалый риск. Теперь я сам хочу их обмануть. План такой. Накануне я передам уже закрашенную картину вашему мужу, как бы в качестве подарка. Он примет всё за чистую монету. Принесет картину домой и повесит на стену. Он так и будет думать, что это "Банковский мостик", и только вы одна будете знать, что в действительности это "Маки". Через день-другой я устрою спектакль под названием "Безумство живописца" и сожгу в костре все свои картины, после чего сымитирую самоубийство. Всё будет обставлено очень естественно. Мой заказчик поверит, что я покончил с собой, впав в депрессию, а перед этим сжег все свои работы, в том числе и картину, выкраденную из музея. Через некоторое время всё успокоится. Вам вообще ничего не надо делать. Просто будете хранительницей малоценной картины под названием "Банковский мостик". Я же залягу на год-другой в глухой деревушке, затем уеду в Китай через Дальний Восток, воспользовавшись чужим паспортом и изменив свою внешность при помощи грима. В Китае я сам найду покупателя; думаете, зря я общался с китайскими туристами? Покупатель пошлет к вам гонца, который передаст вам вашу долю - таким будет условие продажи. Впрочем, вы и сами, с вашими связями, можете поискать покупателя здесь. Только осторожно. Если найдете, то ваша доля возрастет до трех миллионов, а я удовлетворюсь двумя. Как видите, я с вами предельно честен".