Далее он признался, что еще недавно у него был другой план, с которым он обратился к некой Дине, родственнице коммунального пенсионера-химика Вадима Эдуардовича. Химик однажды проболтался ему по пьянке, что его племянница Дина лихо обтяпывает выгодные делишки на ниве антиквариата. Поэтому он, Омельев, поначалу сделал ставку на нее. Но Дина оказалась слишком пугливой. Принялась отговаривать его, не понимая, что тот, кто не рискует, не пьет шампанское.
"Ну, вот, - завершил Омельев свои откровения, - теперь вы знаете всё. Если хотите подумать, пожалуйста, в вашем распоряжении неделя. Если ваш ответ уже готов, я его приму, каким бы он ни был. В любом случае, утечки информации я не опасаюсь. Вы сильная женщина и умеете хранить тайну, я сразу понял это. Думаю, с мужем вам советоваться не надо, ведь истинный глава семьи - это тоже вы".
"Мой ответ - нет! - решительно воскликнула я. - Не понимаю, как у вас хватило наглости делать мне, порядочной женщине, подобное предложение".
Но что-то мешало мне подняться и уйти с гордо вскинутой головой.
В полной тишине прошла томительная минута.
Затем я добавила:
"Если я не позвоню вам в течение недели, то, считайте, никакого разговора между нами не было".
Глава 24. КАК РАЗБИВАЮТСЯ МЕЧТЫ
Она снова сделала глоток и продолжила свою исповедь:
- Могу признаться, что в глубине души, интуитивно, я сразу приняла предложение Омельева. Но мне не хотелось подавать виду. Я чувствовала, что у моего собеседника нет альтернативных вариантов, и он рассчитывает только на меня, так почему бы не выдвинуть ряд встречных условий? Нет-нет, я не ставила целью набить себе цену либо вытребовать более весомую долю, хотя он, определенно, согласился бы на всё. Среди людей моего круга, Петр Мефодьевич, многие мечтают о том, чтобы внезапно разбогатеть, обрести материальную независимость. Вот и я такая же. Мне не нужно ничего экстравагантного. Просто хочу жить в цивилизованной европейской стране, в тишине и покое, не слышать рядом с собой площадной брани, не видеть вокруг невежественных, грубых, плохо воспитанных людей. Мои потребности не простираются дальше желания иметь свой уютный домик, хороший автомобиль, возможности посещать тихое кафе, где подают вкусные пирожные. Ну, и, конечно, чтобы рядом был муж. Разве в этих мечтах есть что-либо предосудительное либо низменное? Я всего лишь хочу покоя, достатка и уверенности в будущем. Скажите, разве вам не приходили в голову такие же мысли?
- Я не из вашего круга, - отрезал Пережёгин.
- Извините. Тем не менее, надеюсь, вы меня понимаете. Как понимаете и то обстоятельство, что мечты подобного рода у большинства их носителей обычно сгорают внутри без остатка, не находя практического выхода. И вдруг мне, самой обыкновенной, ничем не примечательной, не отмеченной никакими талантами женщине, выпал шанс. Счастливый билет, для получения выигрыша по которому не требовалось почти никаких усилий. Единственное, что меня беспокоило - это неустойчивая психика Омельева. Я настояла на том, чтобы он раскрыл передо мной все свои карты.
Он не возражал, но поначалу заговорил о другом.
"Своему мужу вы, конечно, ничего не скажете. Сами понимаете, что его начнут терзать муки совести, которые заведут вашу семейную жизнь неизвестно куда. Однако же, вот какая закавыка. Когда придет время передавать картину, то вам придется изъять холст из рамы. Во избежание недоуменных вопросов со стороны Алексея, я написал два полотна. Они абсолютно идентичны. На обоих есть бросающийся в глаза дефект - не до конца прописанное крыло одного из грифонов. Это как бы отличительная метка автора, отвлекающая на себя внимание. В нужный час, оставшись дома одна, вы спокойно замените настоящий холст на его копию. Муж ни о чем не догадается. Что же касается внезапно свалившегося на вас богатства, то придумаете для мужа какую-нибудь историю, уж недостатком воображения вы не страдаете, я успел это заметить".
"Благодарю за дельные советы, - холодно ответила я. - Копия, конечно, вещь полезная. Однако мои взаимоотношения с мужем я как-нибудь урегулирую сама. И вообще, определенного ответа я вам пока не дала. Но задала конкретный вопрос".
- Поздно же я догадался, что в этой истории циркулируют две одинаковые картины, обе написанные рукой Омельева, - тихо пробормотал Пережёгин. - Вот уж действительно: век учись.
- Вы что-то сказали? - вскинула на него глаза Виноградова.
- Нет, ничего особенного, продолжайте.
- Так вот. Омельев объяснил, как он собирается имитировать суицид. После сожжения картин он планировал вернуться в коммуналку и устроить там громкий скандал с соседями, играя роль человека искусства, впавшего в безумие. Затем, надев на себя куртку и рюкзак с нанесенными заранее вызывающими надписями, он рассчитывал выйти дворами к Невскому, к своей цели - середине Аничкова моста, совершив попутно еще парочку эпатажных выходок. Далее, в присутствии многочисленных прохожих, не снимая рюкзака, он намеревался неожиданно для всех броситься в Фонтанку головой вниз. Омельев говорил, что отлично плавает и ныряет, и что промерил глубины под мостом, выбрав оптимальное место для прыжка. Под водой он сбросил бы с себя куртку и рюкзак, достал бы из рюкзака акваланг и проплыл бы на глубине до деревянного пешеходного моста напротив Сенного рынка, откуда до Витебского вокзала рукой подать. Вода в Фонтанке, конечно, невероятно грязная, говорил он, но бомжи в ней купаются, и ничего, вот и он как-нибудь перетерпел бы. В то время мост как раз закрыли для ремонта, но работы еще не начинались. Между стропилами моста он собирался спрятать сверток с сухой одеждой и полотенцем. Там якобы имелась ниша, куда не мог проникнуть ничей любопытный либо случайный взгляд. Переодевшись в униформу ремонтника, Омельев выбрался бы наверх и уже через десять минут оказался бы на Витебском вокзале, в камере хранения которого его ждала сумка с обычной одеждой. В платном туалете он переоделся бы еще раз, после чего доехал бы на электричке до первой загородной остановки, где пересел бы на какого-нибудь "извозчика". Так, путая след, он рассчитывал к ночи добраться до заветной деревеньки, где обитала некая надежная старушка, не связанная с ним родственными отношениями. Рассказал он мне и о прочих пунктах своего плана, но я не буду отнимать у вас время, Петр Мефодьевич, ибо всё пошло наперекосяк после того, как, спрыгнув с моста, он стал жертвой прогулочного катера. Боюсь, что его подвела излишняя нервозность. Его подняли наверх довольно быстро, он был еще жив, но скончался по дороге в больницу. Городские газеты откликнулись на это происшествие короткими репортажами. Но я сама была свидетельницей этого акта, наблюдала всё от первой до последней секунды, находясь на набережной Фонтанки. Это было ужасно, и мои бедные поджилки тряслись от страха еще долго. Поэтому я не сразу осознала ситуацию: Олег погиб, картина у меня, об этом не ведает ни одна живая душа. Я - единоличная обладательница сокровища, и мне остается лишь реализовать этот привлекательный для коллекционеров товар.