— Ах, я об этом и не подумала! — испуганно спохватилась Полина. — Я не была в ее артистической! Наверное, она в нем уехала домой.
— Оно было густого черно-коричневого цвета, — продолжал Базиль. — Она была в него закутана с головы до пят, и, насколько я помню, был еще и капюшон. Если бы она надела его поверх своего желтого халата, то был бы желтый сатин виден снизу?
— Вряд ли, — улыбка исчезла с лица Полины. — Я не люблю Ванду, но вряд ли она способна совершить преступление. Только подумайте, что это означало бы для нее. Провал премьеры, гибель пьесы, может, даже всей карьеры. Ну вот, инспектор, я передаю вам опись. На сегодня я сделала все возможное. Или вы не удовлетворены? Во всяком случае, я еду домой…
— Я подвезу тебя, — сказал Базиль. — Сегодня здесь больше нечего делать.
На улицах уже почти никого не было, за исключением редких прохожих. Базиль остановил такси, и они поехали домой к Полине, которая жила где-то в верхней части Ист-Энда.
— Как мне следует себя вести? Поблагодарить тебя за замечательный вечер, доктор Уилинг? Мне так понравилось убийство, что мы просто обязаны повторить все с самого начала еще раз! — Она горестно улыбнулась и протянула руку.
— Но ведь это ты предоставила мне билет вместе с убийством! Мое представление о развлекательном вечере значительно менее амбициозно…
Он пожал ей руку и повернул ее тыльной стороной вверх. Ее перчатка была по-прежнему испачкана.
— Как же это произошло?
— Ах, это! — она посмотрела на свою перчатку с нескрываемой гримасой отвращения. — Должно быть, на пожарной лестнице. Скопившаяся там грязь превратилась в спрессованную пудру черного цвета.
— Ты что, вышла поглазеть на звезды?
— Нет, сегодня их на небе не было. Мои часы остановились в 7.30, и я захотела поставить их по точному времени. Площадка пожарной лестницы — единственное место в театре, откуда видны часы, прославляющие ароматный чай компании Тилбери…
Вдруг она осеклась. Смех ее оборвался.
— Уж не думаешь ли ты, что я была той мистической фигурой в черном, которую ты заметил на верхней площадке пожарной лестницы?
— Нет. Твое пальто и платье — бледно-голубого цвета, а голубой цвет, как известно, темнеет значительно позже всех прочих, когда наступают сумерки. Вот почему безоблачное небо кажется голубым даже по ночам, когда нет никакого света.
Полина резко выдернула руку.
— Значит, ты все же думал обо мне? Базиль Уилинг, что за страшно подозрительный, отвратительный, безобразный у тебя характер.
Он засмеялся.
— Ничего не вижу смешного! До свидания!
Базиль вернулся к себе домой уже после полуночи, в свой старомодный дом из коричневого кирпича на Первой авеню сразу за Большой центральной улицей. Пошарив в кармане пальто, пытаясь выудить оттуда ключи, он вдруг бросил взгляд на пол в вестибюле — мозаичное полотно из черно-белых каменных квадратов.
Эта картинка внезапно возродила в памяти деталь его похождений за сценой, которую он забыл в сумятице последовавших за этим событий. Подобно миниатюрному киноаппарату, его память начала распутывать кадр за кадром видение той женщины в платье с диагональными черно-белыми полосками, которая, открыв дверь, прошла по слабо освещенной сцене и исчезла в проходе между кулисами. Эти двустворчатые двери вели в альков. Владимир в это время, очевидно, уже лежал в кровати, в своей спальне, так как до поднятия занавеса оставалось несколько минут, а по словам Адеана, тот видел, как туда входил Владимир за три минуты до начала спектакля.
Таким образом, подозреваемых становится уже не три, а четыре. Может, нет смысла и доказывать, что Владимир был жив до какого-то момента во время первого акта? Возможно, его закололи еще до поднятия занавеса? Он мог преспокойно лежать мертвым во время всей этой глупой кутерьмы в течение первого действия, и никто, ни на самой сцене, ни в зрительном зале, даже не догадывался об этом…
Глава пятая
Юноша, играющий главную роль
Квартира Базиля становилась особенно привлекательной рано утром, когда солнце ярким светом заливало его комнаты. Он жил на широкой улице, а дома напротив были все приземистые, невысокие, так что выходящие на них его окна весь день были светлыми.
На следующее утро, сидя в залитой солнечным светом столовой, Базиль, принимаясь за грейпфрут, бросил взгляд на свежую газету: «Убийство на сцене. Хирургическим ножом убит человек во время премьеры Ванды Морли».
Лишь самые незначительные подробности вчерашнего убийства смогли попасть в утренние выпуски газет. Базиль посмотрел театральную страницу. Впервые какой-то критик обращал внимание на то, что происходило на сцене: