И что же получилось в итоге? Критики сочли, что Кенжеев всерьез решил написать настоящий современный бестселлер, а в итоге вышел натуральный кич, где стандартизовано буквально все от сюжетных поворотов до стилистики отдельных фраз и лексики персонажей. Бестселлером роман тоже не стал; следовательно, перед нами абсолютное фиаско? Если рассматривать текст без учета авторских намерений это верно, однако если прочесть его как заведомую имитацию, то все предстает в ином свете. А как же «на самом деле»?
На самом деле, как выясняется, может быть и так, и так. То есть дело даже не в авторских намерениях, а в читательском восприятии. Автор задумывает пародию а она прочитывается всерьез (вспомним и классические прецеденты); другой автор пишет нечто всерьез а находится кто-то, кто расценивает это как пародию. Похоже, где-то близко лежит и общий ключ к пониманию эффекта «кича»: многое (если не практически все) зависит здесь от культурного фона конкретного реципиента и от контекста восприятия. Для советского человека шишкинское «Утро в сосновом лесу», в силу «оберточной» растиражированности, безусловный кич, а для японца, впервые попавшего в Третьяковку, шедевр «высокого» искусства (тем более если об этом написано в путеводителе). Любопытную работу на стыке массовой и элитарной культур проделали пару лет назад В.Комар и А.Меламид. Художественный проект, направленный на конструирование «любимых картин» разных народов, осуществлялся как подлинно научное, академическое исследование с использованием репрезентативных социологических опросов и выявлением специфики массового вкуса. Многочисленным респондентам в разных странах задавались вопросы типа «Какой цвет должен преобладать на вашей любимой картине?», «Кого вы хотите видеть на вашей любимой картине: животных? людей? религиозных деятелей?» и т. п. По материалам опросов было создано несколько «идеальных картин» разных народов; картины эти содержали «всего понемногу» в тех пропорциях, в которых соответствующие предпочтения были представлены в обобщенных результатах. Так, русская аудитория, желавшая видеть на любимой картине библейских персонажей и животных, получила в итоге абсолютно кичевое «Явление Христа медведю». Пародийный эффект здесь обеспечивался тем, что рядовой зритель на самом деле, конечно же, не являлся реальным адресатом подобного борща с компотом «в одном флаконе»: подлинным адресатом всей акции был критик-интерпретатор, а художественную ценность представляла не столько картина, сколько рамка, которой в данном случае служили концепция и документация.
Без словаря было не обойтись.
— Как пройти в библиотеку? — выйдя на улицу, спросил я у кутавшейся в платок одинокой бабуси.
— Идиот, ответила та. — Три часа ночи.
Однако окна библиотеки призывно светились. Я осторожно открыл дверь в читальный зал. Если говорить об уровне посещаемости, то в настоящий момент заведение переживало кризис. Лишь у дальнего окна, уткнувшись в фолиант, сидела девчушка с жиденьким конским хвостом на макушке и в круглых очках с толстыми стеклами. Синий Чулок.
— Мне нужен словарь, — сказал я библиотекарю.
— Зачем вам словарь? — осклабился тот. — В словаре нет ничего, кроме слов.
— Я хочу узнать, что значит одно слово.
— Одно слово ничего не значит. Современная лингвистика утверждает, что для понимания смысла любого текста достаточно знать всего семьдесят процентов входящих в него слов. Все тексты избыточны.
— Принесите словарь. На букву «П».
— Новые словари давно не поступали. Возьмите лучше свежего Деррида. Только что из Парижа.
— В гробу я видал вашего Деррида. Дайте словарь.
— Никому не позволено оскорблять наших любимых авторов, — твердо произнес библиотекарь, едва заметно кивнув в сторону Синего Чулка. Та поднялась из-за столика и направилась ко мне, небрежно поигрывая неизвестно как оказавшейся в ее руках парой нунчаков.