— Ульсон, я уже говорил, что ваши истории меня не интересуют.
— Так вы, значит, не поняли ничего?
— Кое-что понял. Не следует замахиваться на собак палкой.
— Эх, не поняли, — махнул рукой Ульсон.
Он боится папуасов, и они это чувствуют, а потому обращаются с ним небрежно. Маклай представляется им человеком особенным уже потому, что он никогда не выказывает страха, без оружия спокойно подходит к ним, вооружённым. Так не принято! Вооружённый человек спокоен: он может постоять за себя. Но почему спокоен чужак, когда к нему подходит сразу несколько вооружённых людей? Разве он не боится умереть?
До сих пор они так и не узнали, что такое ружейный или револьверный выстрел. Маклай скрывал от них действие огнестрельного оружия. Охотясь, следил за тем, чтобы поблизости не было папуасов. А они, слыша порой выстрелы, могли думать, что это гремит отдалённый гром и с треском рушится дерево.
Для папуасов Маклай представал человеком необыкновенным не из-за цвета кожи или странной манеры одеваться. Ведь Ульсон в этом отношении был таким же. Всё получалось по русской поговорке: «По одежде встречают, по уму привечают». Туземцев исследователь интересовал, в сущности, не как представитель неведомого племени, а как личность.
Это может показаться поначалу странным. Как это так? Необразованные дикие люди обращают такое внимание на внутренний мир человека, на особенности его личности? Разве не они готовы обменивать никчёмные лоскутки или бусы на собранные ими фрукты, пойманную рыбу? Разве не прельщают их блестящие осколки стекла?
Впрочем, и в этом отношении дикари проявляют немалый рационализм и понимание сути вещей. Безделушки охотно принимают в качестве подарков, но выпрашивают — а это стало происходить всё чаще! — гвозди, ножи, топоры, то есть полезные вещи. Даже стекляшкам они нашли применение, используя их вместо бритвы или острого лезвия.
Итак, можно сделать предварительный вывод: дикарю не чуждо стремление понять суть человека или предмета. А ведь европейцы, даже из числа людей науки, смотрят на туземцев по преимуществу как на существо другого, низкого, сорта и не стараются понять движения их души и образ мысли. Считается, что такую примитивную стадию давным-давно прошли далёкие предки европейцев, а затем последовали многие века прогресса, духовного и умственного усовершенствования человека.
Даже самый замшелый европейский обыватель мнит себя стоящим на высшей ступени разумных существ. А ведь он — пасынок природы и дитя механической цивилизации — представляет собой, быть может, вырождающуюся ветвь человека разумного! В чём-то он действительно продвинулся вперёд, но только не в самом главном: любознательности, сообразительности, добросердечности, чувстве собственного достоинства.
Подобные мысли приходили к Маклаю, но он их не записывал. Дневник служил для научных наблюдений, а не для вольных размышлений. Да и предназначались записи (тем более если учёного постигнет преждевременная смерть) отнюдь не папуасам, а именно европейцам, которые при всех своих недостатках обучены грамоте и имеют понятие о науке...
Несмотря на частое общение с папуасами, Николай Николаевич не раз убеждался, что они продолжают его боятся и не понимают его намерений.
Однажды пришли к нему знакомые туземцы из соседней деревни, а с ними — впервые — один мальчик. Учёному предоставлялась прекрасная возможность обследовать ребёнка, выяснить степень его развития, поведение. Он показал папуасам два больших кухонных ножа и постарался объяснить, что отдаст их в подарок, если они оставят жить здесь, в Герагаси, этого мальчика.
Туземцы переглянулись, встревоженно обменялись несколькими фразами, а затем что-то сказали мальчику. Он тотчас бросился бегом в лес.
Странное поведение. Неужели они испугались, что Маклай заберёт ребёнка силой? Но их тут десяток вооружённых крепких мужчин. Или они решили, что такими огромными ножами белый человек собирается зарезать несчастного мальчика, как самый настоящий людоед?
Загадочный пришелец по-прежнему привлекает внимание местных жителей. Тем более что от него можно получить подарки — знак дружбы и внимания. Возможно, он им кажется каким-то колдуном, производящим совершенно непонятные манипуляции с некоторыми странными предметами. Когда исследователь первый раз стал измерять и зарисовывать голову Туя, тот был очень напуган. Но, убедившись, что никакого вреда ему такие процедуры не причиняют, а то ещё и завершаются подарками, и он, и другие туземцы охотно позволяли Маклаю осматривать, измерять и зарисовывать их.