Генерал секунду-другую раздумывал.
«Что ж, сугубо с характеристикой и под твою ответственность!»
Подполковник получил разрешение идти, встал и щелкнул каблуками…
«Получается, что тебя прикомандировали к этим Сусловым исполнителем, а я как бы оперативное руководство операцией». — Чмелюк ходил по кабинету, не скрывая недовольства. Но прежде, чем начать разговор, положил перед собеседником лист бумаги, мелко, но четко исписанный от руки. Дрепт прочел его, приподняв одну бровь и скрывая изумление. «Написал по памяти. Прочти и сожги. Надеюсь говорить о том, что не надо «ля-ля» излишне?»
Чмелюк разлил по стаканам черный чай из фарфорового чайника. Он не мог привыкнуть к зеленому чаю — «пахнет раскисшими окурками», — и покупал в духане темные сорта индийского, по-прежнему привозимого торговыми караванами. Непривычным для Дрепта, да и в первую очередь для хозяина кабинета было то, что днем горела настольная лампа, окно тяжело и плотно зашторено: в Москве проинструктировали о применении ЦРУ прослушивающих устройств нового поколения, работающих в оптическом диапазоне. Установленный за сотню метров и направленный на окно микрофон считывает голосовую информацию по вибрациям стекла. За бдительность пришлось заплатить симпатичным видом, открывавшимся из окна кабинета на площадь с посольствами и миссиями в районе Вазир Акбар Хан.
«Как чай?» — спросил подполковник.
«Чай-то хороший, вода здесь хреновая», — ответил Илья.
Толя пожал плечами. Ему было грустно. Как в детстве, когда с новогодней елки начинала осыпаться хвоя, и с нее снимали игрушки. «Наверное, я домосед», — думал он всегда, возвращаясь из Москвы к месту командировки, не в силах мысленно расстаться с женой, дочерью и сыном, с которыми только вчера носились по подмосковной даче в Елино.
«Я человек приказа, Суслов так Суслов, — сказал Илья и похлопал себя двумя пальцами по погону. — Еще есть что снимать». — И выразительно посмотрел на плечо собеседника. — У тебя, кстати, тоже».
«Или цеплять на место, — парировал Чмелюк, так же похлопав себя по погону. — Подошел к столу, отпил из чашки. — Да, вода скверная, солончаки. — И с непонятной интонацией добавил: — Но ты скоро будешь пить чистую, родниковую…»
«Что, отправляете в Моршанск почки подлечить? Так я как будто на здоровье не жаловался…»
«Какой ты несносный человек, Илья, — Чмелюк даже покачал головой. — Двоечник, хулиган… Слушай, дружок Илья, — точь-в-точь как когда-то в школе, укоряя за уличные драки, — давай-ка поговорим о том, что «не наше собачье дело». Я без этого теряю интерес к жизни. Вначале о твоем рапорте. Не знаю, как ты, а я что-то такое наблюдал в детской песочнице. Один строит крепость, другой роет тоннель, третья делает просто пасочки, а четвертая просто сыплет всем троим на голову. Но все четверо при этом убеждены, что что-то строят… Зачем из числа групп выбирать конкретно твою? Зачем о ней вообще знать генерал-майору Суслову? Не его царское дело проверять амуницию опричников. Идем дальше. Зачем чесать правой рукой левое ухо, если конечная цель операции — карта. Продавцу нужна тонна сырца, оформите сделку через финчасть своей конторы и привезите ему. Продавцу нужен покой — наведите на перевалочную базу и мост штурмовую авиацию. БШУ так БШУ. Между нами же, как участникам штабных учений, распределяют какие-то роли. Да есть с десяток других, более дешевых и бескровных способов добыть эту карту… Я не знаю, все как-то непрофессионально… Кстати, ты знаешь, сколько стоит килограмм героина в цивилизованной стране? Не меньше ста тысяч долларов. За какие же такие заслуги делать эту афганскую парочку миллионерами? Да, мутная ситуация. Слушай, моя супружница передала тебе банку кизилового варенья. Будем у меня на вилле, напомнишь. Так что ты думаешь обо всем этом?»
Супружница Чмелюка, коренная москвичка, в своих представлениях о кишиневцах не продвинулась дальше кукурузы, кизила и вина «Букет Молдавии». В прошлый раз она передала Дрепту пакет кукурузной муки румынского производства, не зная, бедная, что в Афганистане сколько угодно своей. Как и террасированных склонов с виноградниками, и садов, и коз и овец. Что в Молдавии такие же, как в Афганистане, деревни, где те, кто побогаче, строит из камня, а те, кто победнее, из самана. И что в Молдавии такие же дувалы, только из плитняка или сплетенных веток.
«А ничего я не думаю, — начал злиться Дрепт, — я выполняю приказы, отдаю команды и реакция у меня лучше, чем у врага. Потому и жив.
Чмелюк как бы не заметил, как бы пропустил мимо ушей сказанное, — чистый педагог в школе для трудновоспитуемых. И принялся аккуратно раскладывать на столе фотоснимки из жесткого казенного конверта, помеченного литерой — какой, со своего места Дрепту было не разглядеть. Потом жестом пригласил Дрепта расположиться в своем кресле, а сам снова старательно зашагал по кабинету, словно разнашивая новую обувь. Снимки были одного формата, сделаны с одной верхней точки, но с разницей в месяц, о чем свидетельствовали четкие надписи в углу. Те, что положено делать в таких случаях, — место и время съемки, номер борта-разведчика. Снимков было шесть, а, значит, наблюдение с воздуха проводилось полгода, и Дрепт, вначале охватив взглядом всю панораму, определил для себя, что хорошо запомнить надо первый и последний. Промежуточные в себе и несли промежуточную информацию, они лишь доказывали, что наблюдение велось систематически. Ну еще, вдруг сказал себе Дрепт, запомни и четвертый, на котором из расщелины выбирается группа людей. Другие снимки были «безлюдны». То, что это расщелина, сомнений быть не могло. Очень характерно обступала роща ее края. А если это Нуристан и переход речной долины в предгорье, то роща наверняка дубовая. И чем хороша для человека, что вечнозеленая. Правда, не для того, кто прочесывает, а для того, кто прячется. Расщелина тоже любопытная, — не вся наружу, а отрезками. И тоже удобная для человека. Правда, для того, кто прочесывает. Удобно забрасывать «эфками».