До зама начало доходить.
«Но мы тогда здесь зачем?» — все же спросил он.
«Как бы разрулить ситуацию. Чтобы аборигены не наделали глупостей».
«Так что мы делаем сейчас?»
«Оставляем радиста и идем на соединение с ребятами, на зачистку тоннеля».
И командир неожиданно для всех оставшихся на плато разыскал в поклаже рюкзак с альпинистским снаряжением и продел руки в его лямки. Предвосхищая вопросы, несолидно для своего статуса и вообще для сложившейся ситуации подмигнул.
«Если природа создала это плато, она наверняка надеялась, что человек по достоинству оценит не только его горизонталь», — пояснил Дрепт.
Хафизулла от неожиданности выронил сумку со снедью, которую нес для ребят из Чартази. Толя Андрущак на лету поймал высокий термос с зеленым чаем, который нес Хафизулла в другой руке. Хафизулла решил, что командир Дрепт приставил его к себе неотлучно и придется, закрыв глаза от ужаса, скользить на канате над острыми, как волчьи клыки, уступами, полагаясь на свои дряблые мышцы.
«Илья, я не могу, я сорвусь. Дядя этого не переживет», — он затряс головой, продолжая трусить мелким шажком за Дрептом.
«Как же так, Хафизулла? Ты ведь вырос в Чартази, неужели не облазил в детстве здесь каждый камень? Вот и пастух сказал, что ты когда-то был худ, как коза». — Остановившись на краю и отыскав наиболее удобное для спуска место, и мысленно отметив с десяток точек, где спружинит, а затем оттолкнется ногами, Дрепт извлек из вещмешка бухту капронового каната. В сгущающихся сумерках канат уходил вниз, как рыбацкая снасть — в темную воду. И предостерегающе подняв палец, чтоб все замерли, Дрепт уловил ухом звук металлического наконечника, ударившего о камень. Рядом бестолково топтался Донец, прочесывая крутосклон в прибор ночного видения. Дрепт развел складные лапы и как следует укрепил в подходящей расщелине стальную кошку, удерживавшую другой конец каната. Лицо его уже было в базальтовой раскраске, на спине калаш.
«Не суетись, Леня, ни хрена внизу нет, — так тихо сказал он заму, что расслышал только Донец. — Забираешь одного радиста и Хафизуллу — переводчик может понадобиться — и идешь тропой Парахони. Погляди заодно, как там Икар, мы оставили его в сарае…»
«Пойдет с нами?» — не понял Донец.
«Кто, Суслов? Разве что в жидком состоянии. В ведре, например…»
«А ты?»
«Подберусь к мальчишке. Через него Алик должен был мне что-то на словах передать. Только интересно, где я там найду переводчика. Не напрасно меня ругали в школе, когда я пропускал уроки пуштунского языка. Шутка!.. Потом я — на лесопилку». — И не ожидая ответа, Дрепт беззвучно канул с плато: только зашуршал от первого рывка под тяжестью тела канат.
«Напрасно вы, товарищ заместитель комгруппы, не сказали товарищу командиру о Суслове. Покрываете!..» — услышал Донец от Яна Нехая, второго радиста. То ли шутливое, то ли назидательное, то ли шутливо-назидательное, не поймешь.
Примем за шутку, решил Донец, и шуткой ответим. Что и сделал:
«А еще мне надо было сказать нашему капитану, — в группе демонстративно не признавали понижения Дрепта в звании, — что он на войну собрался, как на курорт. У каждого из бойцов рюкзак под пятьдесят каге, а он, видите ли, как в той песне Окуджавиной… «Иду себе, играю автоматом…» Альпинист, видите ли!»
Рассмеялись все, кроме Хафизуллы, трудно въезжающего в менталитет шурави, несмотря на годы учебы в Москве и знание русского языка. Все — это оба радиста, Толя Андрущак и Ян Нехай. И Донец вдруг пожалел о сказанном: не перегнул ли палку по части субординации? И потом — Нехай, не следовало ли действительно рассказать Дрепту о странностях москвича? Дело совсем не в табельном оружии офицера — не уставной «Беретте» и не уставном пижонстве, которое мог себе позволить только этот блатной племянник — марочный коньячок, «Честерфилд» (то, что делился с другими, ничего не значит). Они тоже ведь не ходили по струнке и расслаблялись не только в спортивном зале. Но у всех крепло подозрение, что он — наркуша и подсел не на конопле, а на вещах посерьезней. И поймал его, когда он глючил, Парахоня, который затем терпеливо приводил его в порядок своими методами. Но тогда они решили, что если Парахоня сам не сообщил командиру о Суслове, то им это не к лицу, так как попахивает доносительством. «Мы оставили его в сарае…» — вскользь бросил Дрепт о Суслове. Не раненого же оставили, наверняка наширенного сверх всякой меры.