— Где бы ни пропадал, нынче уж я у тебя…
Эти часы и дни Макора назвала самыми счастливыми для себя. Она, казалось, забыла обо всем, только и жила Егором и своим счастьем.
И Бережной не заметил, как пролетела неделя. На вторую неделю он вдруг почувствовал, что чего-то ему не хватает. Чего? Дела рукам. Пошел к Синякову. Обнялись при встрече, потолковали о военных буднях, поделились друг с другом воспоминаниями. Егор рассказал, как ему пришлось бедовать в окружении, бродить по вражьим тылам, воевать в партизанском отряде. Разговор перешел на дела сегодняшние. Синяков предложил Егору взять бригаду. Тот согласился и назавтра уже был в делянке. Бригада состояла сплошь из женщин. Они встретили Егора с радостью.
— Нынче, бабы, нам будет житье! О таком бригадире всю войну мечтали.
Егору бросилось в глаза странное обстоятельство: работали главным образом вручную, даже электропилы были не у всех, многие обходились старой лучковкой, бездействовали трелевочные лебедки, на нижнем складе, печально опустив длинные шеи, застыли запорошенные снегом погрузочные краны. А люди трудились напряженно, и сил у них не хватало, чтобы справиться с заданием. Егор вечером в конторе сказал об этом Синякову. Тот покрутил меж пальцами карандаш, как-то кисловато глянул на нового бригадира и сказал сквозь зубы:
— С кранами этими только морока одна. Людей бы нам побольше, вот это дело…
Со временем Бережной убедился, что первое впечатление не было обманчивым. Синяков не любил техники и боялся ее. Это подтвердил и Иван Иванович:
— Пожалел я однажды Синякова, ей-богу. Директор его взял в оборот. Ты, говорит, консерватор, ты антимеханизатор. Сидишь ты на своем Сузёме, как сыч на овине в дневную пору, глаза пялишь, а ни хрена не видишь. А он, Синяков-то, хлопает глазами и впрямь будто сыч. А мужик-то ведь он не плохой. Всю, можно сказать, мочь Сузёму отдал. Как пришел с войны, до ее конца скрипел, кряхтел, с бабами воевал, штурмы-авралы всякие устраивал, тянул план. А как тянул? Все деревни на зиму очищал. Держишь топор в руках — в делянку. Как иначе будешь делать, парнечок, лес-то надо. Ну, после войны, к тому времени, как ты пришел, полегчало, вербованные появились. Особенно подбросила рабочей силы амнистия. Не все, конечно, с добром ехали, иные не забывали свои старые ухватки, с теми ухо востро держи. Получат подъемные, одежное барахлишко и — драла. Поверишь ли, находились ловкачи — по три раза в сезон умудрялись завербоваться. Во как, парнечок! А были и добрые мужики, работяги вроде Бызова. Знаешь его? Те приживаются, в люди выходят. Да вот удивленье: чем больше на лесопункте людей, тем меньше порядку. Машины стоят, план трещит, Синяков с телефона не слезает, донимает район: давайте сезонников дополнительно. А их уж, сам видишь, помещать некуда, бараки переполнены. Как же тут ум повернуть? Ты, может, разберешься, Егор Павлович, человек ты ныне бывалый и по военным погонам высок. Нашему уму что-то не под силу…
— Прибедняйся, прибедняйся, — засмеялся Бережной. — Мужик, брат, всегда мужиком останется, он любит прибедняться… А загадку ты мне загадал, Иван Иванович, правильную. Надо над ней покумекать.
Макора увидела Юру в лесу и удивилась, какая нужда занесла сюда человека в длиннополом городском пальто и в легких ботиночках. Она подошла к Юре в тот момент, когда он усердно тер ладонями прихваченные морозом уши.
— Кусается морозец-то, молодой человек?
Юра через силу улыбнулся, стараясь натянуть кепчонку на уши.
— Кусается…
— А что же вы в такой неподходящей одежде?
— Да завхоз говорит, нет ни фуфаек, ни валенок…
— Странно. Вы зайдите-ка после работы ко мне.
— Хорошо.
Вечером в рабочкоме Макора подробно расспросила Юру о его житье-бытье, о том, как он попал в эти лесные края. Юра, почувствовав материнскую теплоту в ее отношении к нему, рассказал обо всем без утайки, он не жаловался и не нюнил, а скорее подтрунивал над собой и над своими злоключениями. Макоре парень понравился. Она сказала ему на прощание:
— Приходите-ка вы, Юра, к нам в рабочком почаще. Поможете в культурной работе. Давно молодежь просит литературный кружок в клубе создать, да некому руководить. Вот вам бы…
Юра покраснел до корней волос.
— Смогу ли я, Макора Тихоновна? Одно дело в школе…
— А вы попробуйте, — убеждала его Макора, крепко пожимая ему руку. — И теплую одежду завтра получите у завхоза обязательно. Слышите?
Она рассказала о сегодняшней беседе мужу. Егор, как всегда, помолчал сначала, поскоблил затылок, а потом сказал:
— Синяков только одно и знает — требовать людей. А нешто бы заняться с теми, кто уже есть. Этого парнюгу я тоже приметил в делянке, толковый, и душа вроде к делу у него лежит. Подобрать бы таких да поучить, из них вышли бы и механизаторы, и бригадиры со временем, и мастера.