— Сумерничаем? — спросил Дмитрий Иванович, поздоровавшись.
— При нашей электрификации не хочешь, да засумерничаешь, — ответили с нар. Две коптилки с отражателями в том и другом конце барака бессильно боролись с густым мраком, уплотненным еще облаками табачного дыма.
— Да, неяркое у вас сияние.
Дмитрий Иванович прошел вдоль барака. Против окна кто-то приподнялся на топчане.
— Подойди-ко сюда, гражданин начальничек, я тебе слово скажу. Глянь-ко, это что?
В пазу курчавился инеек.
— Это безобразие, — сказал Дмитрий Иванович.
— А это?
Человек сошел с топчана, пошарил под ним рукой и легко вынул одну из ножек. Топчан накренился.
— Безобразие и это, — подтвердил Бережной.
— Так кто же эти безобразия допускает? — не без ехидства прищурился собеседник.
— Кто допускает, тот ответит, — твердо сказал Дмитрий Иванович и, глядя прямо в лицо собеседнику, продолжил: — А вам, товарищ, я посоветовал бы взять в руки топор, приладить ножку покрепче, а то, не ровен случай, свалитесь во сне, бочок ушибете…
Барак взорвался смехом. Из-за печи выглянул Бызов, недоуменно вытаращил глаза.
— Что тут за спектакль-комедия?
Узнав, в чем дело, Бызов широко осклабился, выкатился на середину барака, огромный, весь разрисованный.
— Вы, товарищ начальник, ошиблись, — сказал он. — Васька Штык к труду не привык. Он иной раз, прежде чем кусок ко рту поднести, прикинет: а не полениться ли…
Дмитрий Иванович улыбнулся. Обратив внимание на замысловатую татуировку, он помотал головой.
— Шикарно же вас разукрасили…
Бызов сделал жест, как бы говоря: еще бы! Потом снял с гвоздя китель, надел, наглухо застегнул его, сел на табурет.
— Всяко бывало, — сказал он, потупясь. — Раз наглупишь — сто десять раз покаешься.
И уже другим тоном спросил:
— Вы кто будете, товарищ? Может, из леспромхоза или из комбината? Так надобно бы с вами потолковать о деле…
Один за другим с топчанов поднимались люди, присаживались вокруг стола. Юра перед приходом Дмитрия Ивановича уже уснул. Громкий шум и смех разбудил его. Он спросонья не совсем понимал, что тут происходит. Среди рабочих сидит человек, которого он где-то видел. Где? Постой, да это тот, кто помогал поднимать на сани ящик там, у склада леспромхоза. Это главный инженер, о ком так много рассказывал Иван Иванович. Юра тоже встал и подошел к столу, где сгрудились почти все барачные жители. Разговор был горячим. Говорили о бытовых условиях, о производстве, о заработках. И получалось так, что все новшества в организации производства, введенные за последнее время, приносили будто бы снижение заработков. И хлыстовая вывозка, и поточные бригады, и тракторная трелевка — все словно для того и вводилось, чтобы снизить выработку и уменьшить оплату труда рабочих. Дмитрий Иванович пытался понять, где тут корень зла, но люди столько говорили и верного и неверного, что разобраться сразу во всей этой путанице не было никакой возможности. Бережной не хотел ни обещать, ни уговаривать, понимая, что тут нужны не слова, а действия. Он решительно встал и направился к выходу.
— Вот что, — сказал он начальническим тоном, — выделите двух-трех человек потолковее. Пусть они придут ко мне завтра после работы, поговорим серьезно. Идет?
— Да мы что, пожалуйста, хоть все заявимся. Где вас искать-то?
— Пусть приходят в кабинет товарища Синякова…
Утром Синяков пришел в контору хмурый, с помятым лицом. Здороваясь с Бережным, не глядел в глаза.
— Ну вот и ладно, — говорил он, счищая ногтем застывшую каплю клея с настольного стекла. — Добро, раз главный инженер заявился. Может, и наладит у нас дела. Рабочих нам подбросят, Дмитрий Иванович? Или одними выговорами планы будем выполнять? Как там высшее-то начальство соображает?
Бережной не принял вызывающего тона, ответил деловито, просто.
— Я думаю, мы соберем мастеров, бригадиров и кое-кого из передовых рабочих, посоветуемся. Вы как думаете, товарищ Синяков?
— Да собрать не мудрено, — поморщился начальник. — Поболтать на собрании все любят. Кабы от этого кубометры увеличивались, тогда и совсем добро бы…
Бережной опять пропустил мимо ушей иронию начальника.
— Значит, договорились. Сегодня вечером. У вас здесь?
— Можно и у меня, — великодушно согласился начальник и вздохнул.