— Прижился, как видишь, Егор Павлович, — весело откликнулся Юра, вынимая из сумки съестные припасы, раскладывая их на чистом насту, как на скатерти. — Лесником, наверно, буду… А то еще, чего доброго, поэтом сделаюсь с помощью Макоры Тихоновны…
— Это почему? — удивился Егор.
— Так она ж меня к месту пристроила — обучать лесных поэтов. Читаю я их стихи, читаю — и сам в рифму говорить начинаю. Вот как!
Егор Павлович задумался, покусывая ус. Смотрел вдаль, за озеро.
— Правда, у нас место такое, — серьезно сказал он. — Мы-то что, прижились, одно знаем — план выполнять да иной раз с ружьишком сходишь, побалуешься, только и развлечения. А который человек душевный, тому экие просторы очень даже привлекательны. Говорят, писатель Пришвин по нашим краям как-то проезжал, и то очень хвалил. Ну, он и от себя прибавил, не все так описал, как есть, но все равно чувствительно и за сердце задевает…
Егор Павлович приумолк, и Юра с удивлением увидел, взглянув на него, широкую улыбку.
— Племянничек-то мой, нынешний главный инженер, тоже ведь стишками баловался, — сказал Егор Павлович. — Ладные вроде выходили. Сидит будто так же над озером и о чем-то таком задушевном мечтает. Все складно, строчка в строчку, забористо…
У Юры округлились глаза.
— Неужели?
— А чего мудреного. Он у нас способный на писанье-то. Поговори-ко с ним. У! Он тебе наскажет всякого и про рифму, и про ритму, и еще про какую-то метафору. Не знаю, живность это какая или растение, а только он часто ее вспоминал. Бывало, скажешь ему: «Худые у тебя, Митяш, стишки, заумственные». А он осердится. «Ты, говорит, ничего не понимаешь. Это метафора». Ну, что ему ответить? Коли метафора, так ладно, шут с ней… Это когда он еще школьником был. Старше-то стал, уж не показывал стихов. Стеснялся, видно… Только однажды от его метафоры и мне влетело. Было дело…
— Вам?
— Лично мне. Отдубасил он меня через свой киноаппарат. И в рифму, со звоном. Тогда-то я рассердился малость. А потом понял, что это справедливая метафора… Соображать стал, что и стихоплёты полезными могут быть. А Макора страсть любит стихи. То бы Пушкина, еще ладно. А она и Есенина, и Щипачева, и какую-то Маргариту… А недавно еще в газете ей понравилось стихотворение Воробьева. Я говорю, откуда ты такого поэта выкопала? Она отвечает: «Это очень любопытный автор. Глухонемой. Выучился говорить. И как, думаешь? Наизусть заучил всего «Евгения Онегина» и вслух стал произносить». Эка голова! Бывает же у людей столько усердия… Ты бы смог так? Юра пожал плечами, стал поправлять сучья на костре. Упавшее было пламя снова поднялось… На белый наст посыпались хлопья взметнувшегося вместе с дымом серого пепла.
— Не пора ли нам в путь-дорогу, друг? — сказал Егор Павлович и стал, покрякивая, подниматься. — Я по ельнику пройду, низом, а ты по старой лыжнице ступай, чтобы не заблудиться…
— Почему не вместе?
— А потому, ты мне охотиться мешаешь. Что я — зря, что ли, эку даль колесил?
Увидев, что Юра по-детски надул губы, Егор Павлович добавил:
— Ты не обижайся. Белка-то для тебя, может, и метафора, а для меня она ценная пушнина…
Большой, грузный на своих неуклюжих лыжах, он зашагал к сизой стене ельника, резко выделяющейся на склоне холма.
К концу квартала выяснилось, что план не вытянуть, немного, самую малость, а все ж таки не вытянуть. И тогда по старой привычке Синяков объявил аврал. Послали на рубку леса дорожников, уборщиц общежитий, домашних хозяек в поселках. Начальник лесопункта приказал закрыть на время бани и прачечные, вывести в лес всех конторских служащих, послать в делянки рабочих из механических мастерских. И тут он столкнулся с новым техноруком. Егор остановить работу мастерских наотрез отказался.
— Не дело, Федор Иванович, — сказал он. — У них и так ремонт машин отстает от графика.
— Ничего что отстает, наверстают. Пусть недельку на лесосеке порезвятся, здоровее будут, — возразил Синяков. — Завтра всем выйти в лес. Понятно?
— Непонятно, начальник. Механизаторы из мастерской никуда не выйдут, — уперся Бережной.
— Это кто же здесь, выходит, начальник — я или ты? — взъелся Синяков.
Егор, усмехнувшись, разгладил усы и сказал спокойным, ровным голосом:
— Начальник ты, товарищ Синяков, а механизаторы будут работать в мастерской…
Синяков хлопнул дверью и, заплетаясь в полах своей бекеши, помчался вдоль по улице поселка. «Куда он, в мастерские?» — забеспокоился Егор. Он позвонил в мастерские. Там ответили, что не было начальника лесопункта, не заходил. Егор сказал, чтобы на аврал не выходил ни один слесарь, чтоб все занимались своим прямым делом.