От неожиданности Анна Прохоровна уронила картофелину, повернулась на стуле.
— В добрый час, в добрый час, Егор Павлович! От хорошего человека и свахой быть хорошо. К кому идти-то, сокол?
Она ждала, что услышит ответ: к Паране. Еще вчера об этом был разговор с Егоровой матерью, и та прямо называет Параню невесткой. Да и Анне Прохоровне казалось, что Параня — самая пара Егору. А он ответил:
— К Макоре.
Анна Прохоровна закашлялась, стала искать в ведре недочищенную картошину, поджала губы.
— А мать-то как, Егорушко, согласна?
— Не она ведь женится, я вроде бы женюсь…
— То так… Приданое-то просить ли? Да много ли просить-то? — не без насмешки спросила сваха.
— Три воза соломы да фунт пелёвы, — пошутил Егор. — Не с приданым жить, Анна Прохоровна, ты о нем не пекись. Так сходишь ли?
— Что делать, схожу уж. Не чужой ты, как не уважить…
Огрофена сразу поняла, зачем пришла соседка, не по будням принаряженная, не по всегдашнему чинная.
— Заходи-ко, заходи, соседушка. Садись да хвастай, — захлопотала Огрофена.
Анна Прохоровна отвесила поясной поклон, ответила:
— Пришли не гости гостить, не беседки сидеть. Нам велено доброе слово сказать, о хорошем спросить.
— Спроси-ко, не куражься, ответ дадим, не покуражимся.
Пока они так вот, по старому обычаю переговаривались, в избе появилась Макора. Увидев принаряженную гостью, стоящую, опираясь рукой на голбец, она все поняла, покраснела и вопросительно посмотрела на мать. Та кивнула дочери, мол, уйди в кут. Макора пожала плечами, но послушалась матери. Сватовство продолжалось. Макора сидела за занавеской и боялась, что не выдержит, засмеется. Ее сватают, дикость какая! Но когда она услышала имя Егора, будто кто ее подстегнул, не могла усидеть на месте.
— Он сам вас послал, Анна Прохоровна? — тихо спросила она.
— Сам, Макорушка. Кто же еще пошлет, — ответила сваха, потеряв тот торжественный тон, коим было начато сватовство. Огрофена делала дочери знаки, но та не обращала на них внимания. Еле сдерживая себя, она подошла к свахе:
— Скажи ему, Анна Прохоровна, так… Скажи ему… «купцу» вашему… Как это в сватовских прибаутках говорится? «Не по купцу товар, не по товару купец». Так вот и передай…
С непокрытой головой, резко стуча каблуками, Макора выбежала из избы. Огрофена сокрушенно зажевала губами.
— Что с ними сделаешь, с нынешними девками! Сами себе хозяйки.
Анна Прохоровна тоже пригорюнилась, села на приступок.
— Своевольные стали. К добру ли, не знаю.
— Жить-то им, сватьюшка…
Обе старухи долго судачили о житье-бытье, о новых, совсем не понятных порядках. Сватанье так и не состоялось.
Анна Прохоровна жалостливо смотрела на Егора, принеся ему отказ. Старалась утешить.
— Ты не горюй, Егорушко, не клади близко к сердцу. Я тебе такую высватаю, век будешь благодарить. Найду невесту, что телом добра, лицом баска, а в мужний дом не в рямках[13] придет, от приданого сундуки ломятся.
— Где тебе такая подвернулась, Анна Прохоровна? Вроде у нас эких к девок-то не водится. Не из-под Устюга ли привезти норовишь? — горестно посмеивался Егор. — На сундуках, ка-быть, женить меня собрались, а не на девке…
— Будет девка, Егорушко. Чем худа Параня, Олексина внучка? Про нее я думаю, тебе ее взять советую. Возьмешь ли?
— Как не возьмет! — ответила за сына Егорова мать. — Лучше и искать не надо. Иди-ко, благословясь, сватай…
В этот день кожам Ефима Марковича досталось от Егоровых могучих рук. Он мял их так, что хозяин даже пожалел, не работника, конечно, а кожи.
— Ты бы полегче малость. Так и порвать немудрено. Вовсе сказать, не хуже медведя…
Макора встретила Егора на улице, скромно поклонилась.
— Здравствуешь, Егор Павлович.
— Доброго здоровья, Макора Тихоновна.
Она проходит, голова прямо, спокойная, равнодушная. Только глаза прикрыты ресницами, не посмотреть в них Егору, И хорошо, что не посмотреть…
Егор делает несколько шагов дальше и не выдерживает, вернувшись, догоняет Макору. Хочет сказать хоть что-нибудь, а слова подобрать не может. Идет молча рядом. Макора ускоряет шаги.
— Такая, значит, судьба, Макора Тихоновна? — говорит Егор.
— Что ж, Егор Павлович, поздравляю, — отвечает Макора.
— Ты сама виновата…
— Наверно, виновата…
— Я к тебе был всей душой.
Макора остановилась, взметнула ресницами. Егору стало жарко, он располил ворот рубахи.
— Егор Павлович, ты женись, не укоряй себя, — сказала Макора твердо. — Насильно милому не быть. Забудь все. Будто встретились вот так и разойдемся…