— Простудить, что ли, хотят? Закройте…
Дверь прикрыли, но оставили щель. Чистый воздух хоть понемногу, но поступал в переполненный барак.
Зазвонил колокольчик. У стола появились Синяков и директор леспромхоза Семушин. Иван Иванович, жмурясь от непривычного света лампы-молнии, объявил собрание открытым. Помолчал, достал из кармана карандаш, повертел его, засунул за ухо, покосился на директора.
— У кого предложенье будет президиум избрать?
Никто не подымал руки, не подавал голоса. Иван Иванович, загораживая бьющий в лицо свет от лампы широкой ладонью, обвел всех глазами. Все молчали. Он оглянулся назад и, увидев в углу Пашу Пластинина, закричал:
— Ты что, Пашка, забыл, что ли? Ведь у тебя предложенье о президиуме-то…
Паша схватился за голову — вот подкузьмил! Он с трудом пробрался через сидящих на полу к столу.
— Предлагаю, товарищи, избрать президиум из десяти человек.
Иван Иванович спросил:
— Хватит?
Ему ответили от дверей:
— Шибко много. Чего они робить будут?
— Дело найдется, — отрезал Иван Иванович. — Давай, Паша, говори кого.
Егор, услышав свою фамилию, не поверил ушам. Он в темноте за печкой густо покраснел. «Чего они выдумали? Срамить меня, что ли?»
Когда список был зачитан до конца, Иван Иванович спросил:
— Голосовать?
— Голосуй, — ответили ему, — подходящие…
Кто-то от двери добавил:
— Васьки Белого нет, не полон список…
Лесорубы засмеялись и захлопали. Васька Белый хлопал усерднее всех.
— Выбранные, займите места, — сказал Иван Иванович и облегченно вздохнул: он передал председательствование Синякову.
Избранные в президиум, смущенно оглядываясь, будто не веря, что в самом деле их избрали, стали один по одному подниматься с мест и пробираться к столу. Егор несколько раз вставал и опять садился, не в состоянии перебороть неловкость. Он не понимал, за какую-такую заслугу выпала ему эта честь, небывалая и нежданная. Синяков, улыбаясь в усы, глядел на него. Он понял Егорово состояние. Решил помочь.
— Бережной, ты задерживаешь собрание, — сказал он, стараясь придать голосу строгость.
Егор, готовый провалиться сквозь землю, пошел к столу. Табуретки не хватило. Он растерянно поискал ее глазами, не нашел и сел прямо на пол. Хорошо, что никто этого не заметил.
Собрание шло своим чередом. С докладом выступал директор леспромхоза Семушин. Егор стал слушать и незаметно-незаметно задремал. Очнулся будто от укола. Директор назвал его имя.
— На вашем лесопункте у него самая высокая выработка, — говорил директор. — Да и не только на вашем. Во всем леспромхозе некому с ним потягаться. Не день, не два, а с самого начала сезона он ломит, как медведь… Ты прости меня, товарищ Бережной, за грубоватое сравнение. — Директор полуобернулся в сторону, где сидел Егор. — Как настоящий медведь. Столько наломал, другому бы на три сезона хватило. Поэтому дирекция считает необходимым отметить ударный труд товарища Бережного, выдав ему в награду денежную премию.
Семушин опять обернулся к столу президиума, но не найдя за ним Егора, остановился с разведенными руками, недоуменно пожимая плечами.
— Да вот он! Вон сидит на полу, — крикнул Васька Белый. — Ты чего не откликаешься, Егорко? Встань-ко да благодари директора. Мы с тобой, парень, вместе робили…
Взрыв смеха потряс барак. Совершенно потерянный, Егор встал, неуклюже, почему-то боком, приблизился к директору, словно во сне принял протянутый конверт и, в растерянности не пожав директорской руки, заспешил на свое место.
— Ошалел от почестей, — расслышал он сквозь шум возглас от двери.
В пилоставне жарко. Печурка, устроенная из железной бочки, пышет раскаленными до бордового цвета боками. Лесорубы в одних рубахах, босые сидят на скамьях, расставленных вдоль стен. Они млеют от жары, наслаждаясь ею, и все подбрасывают, все подбрасывают в печку дров. Егор Бережной снял и рубаху, склонился над пилой, похожий на статую. Мягкий шум напилков в руках точильщиков сливается с яростным гудением печки. У самой двери на груде поленьев пристроился Васька Белый. Он точит пилу сосредоточенно, с великим усердием. Его редкая бороденка мокра от поту. Время от времени он вытирает лоснящийся лоб подолом рубахи. Васька первый не выдерживает, бросает пилу, захлопывает дверку печки.
— Хватит! Зажарили совсем. В аду у чертей и то прохладнее…
— А тебе там случалось бывать?
— Ну-ко! Не случалось? И на сковороде сиживал, не то что…