Первоначально его путь состоял из карабканья вверх, поскольку на волне «Ибис» задрал нос. Потом корабль миновал ее гребень, и «дьявольский язык» устремился к воде, а Джоду стал сползать вниз. Прежде чем утлегарь нырнул в море, юнга успел добраться до кливера и вцепиться в него, точно рачок-прилипала в морду ревущего кита. Бушприт погружался все глубже, и белая рубаха Джоду вначале превратилась в размытое пятно, а затем вовсе исчезла, когда море, сомкнувшись над волнорезом, плюнуло на палубу пенистой волной. Полетт задержала дыхание, но клюв «Ибиса» так долго не показывался на поверхности, что она не выдержала и снова вдохнула. Наконец бушприт вынырнул, и все увидели распластанного Джоду, руками и ногами плотно обвившего деревянную балку. На выходе из воды кливер трепыхнулся, словно пытаясь катапультировать седока к своим собратьям на мачтах. С бушприта потоком хлынула вода, окатив скопившуюся на баке публику. Полетт даже не заметила, что насквозь промокла, и думала лишь о том, чтобы после этаких ныряний Джоду уцелел и ему хватило сил вернуться на палубу.
Захарий сорвал с себя рубаху:
— Идите вы к черту, Кроул! Я не собираюсь смотреть, как погибнет матрос!
Шхуна все еще задирала нос, когда он вскочил на бушприт и, миновав мартин-штаг, подобрался к «дьявольскому языку». Те секунды, что нос корабля находился над водой, Захарий и Джоду лихорадочно обрезали канаты и вгоняли на место шкивы. Затем шхуна вновь приступила к нырку, и оба моряка распластались на балке, но казалось, что крепко ухватиться они не смогут, ибо руки их были заняты обрезками канатов.
— Хе Рам! — разом вскрикнули гирмиты, когда «дьявольский язык» скрылся под волнами, утащив с собой моряков.
И тут Полетт словно прозрела, осознав, что море держит в своей хватке двух человек, которые ей дороже всех на свете. Не в силах смотреть на воду, она отвернулась и увидела мистера Кроула: взгляд его был прикован к бушприту, но лицо, обычно красное и жесткое, размякло, отражая противоречивые чувства. Появление из воды утлегаря с двумя седоками было встречено ликующим криком гирмитов: Джай Сия Рам!
От радости Полетт чуть не расплакалась, когда Захарий и Джоду, живые и здоровые, спрыгнули на палубу. Видно, судьба нарочно подгадала, чтобы Джоду приземлился рядом с Полетт, и губы ее словно по собственной воле шепнули:
— Джоду!
Юнга вытаращился на женщину под накидкой, но та подала ему с детства известный знак — не выдавай! — и, шмыгнув в сторону, занялась стиркой.
Джоду вновь появился, когда Полетт развешивала на вантах выстиранное белье. Беспечно насвистывая, он поравнялся с ней и выронил шкворень, который держал в руках. Притворившись, будто ищет закатившуюся штуковину, Джоду присел на корточки и шепнул:
— Путли, это вправду ты?
— А как ты думаешь? Я же сказала, что окажусь на корабле.
Джоду тихо рассмеялся.
— Мне следовало знать.
— Только молчок, Джоду.
— Ладно. Но только если замолвишь за меня словечко.
— Перед кем?
— Перед Мунией, — выпрямляясь, прошептал Джоду.
— Муния! Держись от нее подальше, Джоду, лишь беду накличешь.
Но Джоду уже ушел, и предостережение пропало втуне.
20
То ли из-за мягкого света в глазах, каким ее одарила беременность, то ли из-за победы над охранниками, но почти все обитатели трюма стали величать Дити бхауджи[124], словно признав ее главенство. Сама она не придавала этому значения: ну что поделаешь, если вдруг спутники вознесли ее до статуса жены старшего брата? Знай Дити об ответственности, какую возлагает сей титул, она бы, вероятно, призадумалась, но поскольку эти родственные нюансы ей были неведомы, то известие Калуа о том, что кое-кто хочет переговорить с ней по чрезвычайно важному делу, застало ее врасплох.
— Почему со мной? — всполошилась Дити.
— А с кем же, как не с бхауджи? — усмехнулся Калуа.
— Ладно, — сказала она. — Тогда ответь мне. Ká? Káwan? Kethié? О чем? Кто? Зачем?
Выяснилось, что речь идет о человеке по имени Экка Нак — вожаке горцев, присоединившихся к переселенцам в Сахибгандже. Дити помнила этого кривоногого жилистого мужичка, чьи седины и задумчивая мина придавали ему вид сельского старейшины, хотя вряд ли он был старше тридцати с хвостиком.
— Что ему нужно? — спросила Дити.