— Тростник в полях гниет на корню, мистер Рейд, — сказал плантатор. — Известите мистера Бернэма, что я нуждаюсь в работниках. Теперь, когда на Маврикии нет рабов, приходится брать кули[13], иначе мне крышка. Будьте любезны, замолвите за меня словечко, а?
Пожимая гостю руку, мсье д’Эпиней предостерег:
— Осторожнее, мистер Рейд, держите ушки на макушке. Окрестности кишат головорезами и беглыми рабами. Одинокий джентльмен должен быть начеку. Пусть оружие всегда будет под рукой.
Когда Захарий рысцой отъехал от плантаторского дома, в его ушах еще пело слово «джентльмен», а лицо расплылось в ухмылке; новый ярлык давал неоспоримо большие преимущества, что еще отчетливее выявилось в портовом квартале города. С наступлением сумерек улочки вокруг Ласкар-Базара наполнились женщинами, на которых сюртук и шляпа Захария произвели гальваническое воздействие. Отныне одежда добавлялась в хвалебный перечень. Благодаря магии наряда Захарий Рейд, которым частенько пренебрегали балтиморские шлюхи, буквально стряхивал с себя гроздья женщин: их пальцы пробирались в его шевелюру, их бедра терлись о его ноги, их руки шаловливо играли с пуговицами на ширинке его суконных брюк. После десяти месяцев на корабле он бы с дорогой душой отправился к одной из них, невиданной красавице с цветами в волосах и ярко накрашенным ртом, называвшей себя Мадагаскарской Розой, и уткнулся носом меж ее благоухающих жасмином грудей, облобызал ее отдающие ванилью губы, но вдруг на его пути возник серанг Али, чье лицо собралось в мину кинжально-острого неодобрения. Увидев его, Мадагаскарская Роза увяла и исчезла.
— Зикри-малум мозги совсем-мовсем нет? — подбоченившись, спросил боцман. — Башка буль-буль вода? Зачем цветочница хочешь? Кто настоящий саиб?
Захарий был не расположен к нотациям:
— Пошел ты к бесу, серанг Али! Матроса от бардака не удержишь!
— Зачем платить, чтобы девка драть? Ось-ми-ног видеть? Шибко счастливый рыба.
— При чем тут осьминог? — оторопел Захарий.
— Не видеть? Осьминог восемь рук иметь. Шибко счастливый. Все время улыбаться. Почему Зикри-малум так не поступать? Он десять пальцев иметь.
После этой тирады Захарий всплеснул руками и покорно дал увести себя прочь. Всю дорогу боцман Али беспрестанно обмахивал его пальто, поправлял ему галстук и приглаживал волосы. Захарий бранился и шлепал серанга по рукам, но тот не отставал, словно обрел на него права, после того как помог превратиться в образчик аристократа, снабженного всем необходимым для достижения успеха в свете. Вероятно, именно поэтому боцман столь решительно воспрепятствовал связи с базарными девками, ибо устройство амурных дел тоже возьмет на себя. Так решил Захарий.
Недужному шкиперу не терпелось поднять якорь и как можно скорее добраться до Калькутты. Узнав об этом, боцман Али заартачился:
— Капитан-мапитан шибко хворать. Если доктор не звать, он умирать. Скоро-скоро небеса ходить.
Захарий хотел привести врача, но шкипер не позволил:
— Вот еще! Чтобы всякий задрипанный лекарь щупал меня за корму? Я здоров. Просто легкий понос. Оклемаюсь, едва поднимем паруса.
На другой день ветерок окреп и шхуна вышла в море. Шкипер выбрался на квартердек и объявил, что он в полном ажуре, но боцман Али был иного мнения:
— Капитан холера ловить. Погоди-гляди, язык совсем черный. Зикри-малум лучше держись подальше.
Позже он вручил Захарию вонючий отвар корней и трав:
— Малум пить и не болеть. Холера-молера шибко плохо.
Вняв его совету, Захарий изменил обычному матросскому меню, состоявшему из рагу, галет и лепешек, и переключился на ласкарскую диету из карибата и кеджери — острого риса, чечевицы и солений, к которым иногда добавлялись кусочки рыбы, свежей или вяленой. Сначала от жгучих блюд перехватывало дух, но затем, оценив прочищающее воздействие специй, Захарий полюбил их непривычный вкус.
Как и предсказывал боцман Али, через двенадцать дней капитан умер. На сей раз торгов не было — вещи покойного выбросили за борт, а каюту отдраили и оставили открытой, чтоб просквозило соленым ветром.
Когда тело скинули в океан, Захарий прочел из Библии. Его торжественная читка удостоилась похвалы боцмана Али:
— Зикри-малум лучше всех молить. Почему церковный песня не петь?
— Не умею, — ответил Захарий. — Голоса нет.
13
Кули (